Распахнул дверь, и в избу влетел дудаевский кобель, вечно круживший по деревне без привязи, глупый, крикливый и хамовитый. Но тут он улыбался и заискивал всей мордою. Показалось, что кобель только притворялся злым и бестолковым а сам все понимает, и попроси его сейчас встать на задние лапы он встанет и постарается станцевать.
Совершенно очевидным образом поздоровавшись и с бабушкой, и с отцом, и приветливо кивнув пацану, которого до этого никогда не привечал, дудаев кобель мелькнул под кровать и затаился там, не дыша.
корова-то, сказала бабушка, не находя себе места. В коровник-то волки?..
Пацан вдруг услышал, как истошно замычала Маруся.
Нет-нет, куда они сказал отец. Кирпич!.. Крыша. Не влезут.
Но сам тем временем нашел таз с молотком, и, распахнув окно, начал изо всех сил бить железом о железо, прикрикивая: «Пошел! Пошел! Гуляй в лес!»
Через минуту, взяв топор, быстро распахнул дверь и шагнул на улицу а бабушка, опасливо, за ним.
Никого не было.
Корову Марусю едва успокоили.
Дудаев пес так и не ушел до утра лежал у дверей, не шевелясь, чтоб никто его не заметил.
В ту ночь волки пожрали всех бандеровских собак их, кажется, оставалось тогда то ли четыре, то ли пять, все некрупные и пушистые.
С тех пор Бандеры собак не держали. Кота завели.
Зато Дудаев кобель стал еще злей завидев пацана, всякий раз несся на него с бешеным лаем казалось, что сейчас сшибет с ног и вырвет все кишки наружу. Только за три шага сбавлял бег и смыкал мокрую зубастую пасть и, высоко подняв голову, молча пробегал мимо и спешил дальше, не оглядываясь и задрав твердый, как палка, хвост.
С отцом пес таких забав проделывать не решался, и облаивал его, стоя метрах в тридцати, зато самым обидным, блеющим каким-то лаем.
Отец шел, будто не обращая внимания, но, обнаружив вдоль дороги камень, резко приседал и через секунду, сглотнув лай, пес исчезал в ближайших зарослях. Некоторое время отсиживался там, а потом спешил к Дудаеву дому за своей похлебкой.
Дудай приехал в деревню за год до рождения пацана.
Отец все время говорил, что Дудай жил на горе, и пацан иногда пытался представить, как это было. Получалось что-то вроде насыпи, только каменное, по нему ходит Дудай, только вместо коровы у него козлы с рогами, и брехливый кобель охраняет их.
Пацан выскочил на улицу, заслышав жуткий кошачий крик, никогда бы не подумал, что коты могут так орать.
Петуха, бля кричал отец, петуха нашего хотел задрать. Я ж говорил, эта бандеровская сволочь некормленая Иуда, бля!
«Бля» он произносил как с призвуком «ы», и с плотным «л» «былля», от этого ругательство звучало тяжелей и весомее.
Пацан присмотрелся и увидел кота с разбитым черепом, вцепившегося передними лапами в забор так, что когти впились на сантиметр. Возле мертвого кота валялась мотыга неясно было, то ли отец так умело метнул ее, то ли сам нагнал кота у забора и зарубил в ближнем бою.
Петуха пацан заметил, еще когда выбегал из дома, ошарашенная птица, лишенная хвоста и с окровавленным гребнем, ничего не видя, семеня пьяными ногами и невпопад помогая крыльями, торопилась в сарай.
Там забрался под насесты, в самый угол, и сидел, перемазанный куриным пометом, зажмурившись и тихо дрожа.
Бабушка все боялась взглянуть на кошачий труп и охала.
Отец поднял кота за шиворот и выбросил на дорогу.
Бандера уже приближался, кривя лицо и пристально глядя на кота, будто пытаясь наверняка убедиться, что он подох.
Пацан до сих пор толком не знал, какое у Бандеры лицо глаза и лоб у него вечно были в тени густых волос, а рот прятался в усах.
Однажды Бандера приснился ему, и пацан точно разглядел его во сне но потом днем присмотрелся повнимательнее и понял, что нет не такой был ночью.
Дойдя до кота, Бандера остановился и, не поднимая глаз, сказал:
Я завтра твою корову мотыгой порублю.
Отец, стоявший с мотыгой у забора, легко ответил:
А я тебя.
Бандера потоптался возле кота и сказал:
Сука.
Отец щетинисто хохотнул:
Последняя сука это ты. Ты в собачий ад попадешь. Сколько собак вы порезали столько тебя и будут грызть.
Бабушка стояла окаменевшая перечить мужику она не умела никогда, пусть это даже и сын. Она и внуку-то пацану тоже ни в чем никогда не перечила, будто раз и навсегда зная о его мужицком превосходстве.
Отец глянул на бабушку, и она поспешила во двор, чтоб не мешать разговору.