Скоро отопрут городские ворота, и дорога наполнится пешими и конными путниками, а спящие на постоялом дворе начнут просыпаться. А пока, в эти недолгие мгновения, весь окружающий мир принадлежал ему, Амброзу.
Вся его жизнь прошла на постоялых дворах или вблизи них, он и родился даже на постоялом дворе «Три перышка» в деревеньке Фулхэм, недалеко от Лондона. Отец его матери был хозяином постоялого двора, а отец самого Амброза, Вилл, – знаменитым актером. Впоследствии Вилл превратился в Вильяма Морлэнда, композитора. Он отвез семью в родовую усадьбу Морлэндов, чтобы полностью посвятить себя главному произведению своей жизни, «Торжественной мессе». Все основные творения Вильяма Морлэнда были созданы в Морлэнде, однако ни Амброз, ни его брат Уилл никогда не чувствовали себя там по-настоящему уютно, и спустя некоторое время после переезда они и сами снялись с места и завели в паре миль от усадьбы собственный постоялый двор «Заяц и вереск».
Много воды утекло с тех пор. Шел уже 1630 год, и Амброз был пятидесятишестилетним стариком, высохшим и седовласым. Да, такая худоба, конечно, служила бы плохой рекламой для хозяина постоялого двора. Но постой в «Зайце» всего за восемь пенсов славился от Элгейта и до Раффорта, а стойкости Уилла и его Эйлы хватало на троих, да и сыновья, Уилли и Мэсси, отлично справлялись со стряпней. Сам Амброз так никогда и не женился, хотя вокруг вертелось вдоволь девиц, которые с радостью выскочили бы за него замуж, только он попроси. Но Амброз почему-то так никого и не попросил. Впрочем, и одиноким его нельзя назвать Мэри-Эстер ведь была у него.
Когда Амброз с Уиллом только купили этот постоялый двор, у них был и третий партнер – Габриэль Чэпем, который женился на их сестре Мэри. Габриэль был дерзким, красивым, веселым плутишкой, питавшим трогательную слабость к Мэри. Господь благословил их брак всего одним ребенком, девочкой, которую тоже нарекли Мэри в честь матери и Пресвятой Девы. Заодно ее назвали еще и Эстер, чтобы отличать от прочих Мэри в их семье. Амброз стал для малышки крестным отцом. Когда же в 1612 году Габриэля, а затем через несколько дней и старшую Мэри унесла бубонная чума, Амброз принял на себя всю ответственность за шестилетнюю девочку и воспитал ее как собственную дочь.
– Правда, ни один отец никогда бы так нежно не позаботился о своем ребенке, как я, – говаривал он порой, – да и такой щедрой награды за это не получал.
Стоило ему только подумать о Мэри-Эстер, как лицо его расплывалось в улыбке. Вот и теперь в мыслях его царил приятный покой, солнце тепло согревало ноги, квохтанье курицы и воркованье голубей успокаивало, и его седая голова начала клониться от дремоты. Нет-нет, он не заснул, он был совершенно уверен, что не спит, но кто-то уже смеялся рядом, и, пробормотав: «Да-да, я все слышал, что ты говорила», Амброз обнаружил, что его глаза непонятным образом закрылись.
– Да я вовсе ничего и не говорила, – смеялась Мэри-Эстер. – Тебе это, должно быть, приснилось.
– Я не спал, – упрямо повторил он, с трудом поднимаясь на ноги.
– Ну, конечно же, не спал, – неуверенно согласилась Мэри-Эстер. – Но ты настолько был поглощен своими мыслями, что и не слышал, как мы подъехали. Я тут стою уже пять минут и наблюдаю за тобой. А ты сидишь так смирно, что твоя старая наседка у тебя тут угнездилась прямо в ногах, посмотри-ка!
Амброз мельком взглянул вниз, и блестящий глаз красно-коричневой курицы подмигнул ему в ответ из пыльной ямки, которую наседка вырыла себе под скамьей. Амброз улыбнулся, положил руки на плечи племянницы и, наклонившись, поцеловал ее в щеку.
– Был поглощен мыслями… что ж, это привилегия стариков, – проговорил он. – Благослови тебя Господь, моя дорогая.