Есть, Тишкевич козырнул и вышел из штабной палатки.
Первым делом он вызвал к себе троицу разведчиков, которые и стояли сейчас перед ним, внимательно слушая новый приказ. Командир понимал, что люди устали и вымотались, особенно за последнее время. По ночам полк, прикрываясь темнотой, отходил на новое место, чтобы успеть занять и подготовить к обороне очередной рубеж. А вот его разведчикам приходилось не только вести ночные поиски, производить диверсии, но и под утро догонять отошедший полк, чтобы днем вместе с пехотой сдерживать наступление врага своими небольшими силами, используя засады и выкопанные за короткую летнюю ночь неглубокие окопчики. Таким образом, наступающих немцев заставляли разворачиваться из походных колонн в боевые порядки, подтягивать артиллерию и самоходки, вызывать авиацию, основательно обрабатывать минами, снарядами и бомбами передний рубеж обороны, затем атаковать. А в это время основные силы полка, оставив небольшой отряд прикрытия, уходили к месту новой засады, чтобы там снова ненадолго задержать немцев. И так без отдыха, без сна, без горячей пищи, круглые сутки на ногах.
Ясно, товарищ старший лейтенант, все как обычно, сделаем, подал голос старшина Федор Николаевич Кузьмин, невысокий коренастый пожилой сибиряк с седыми широкими усами, который служил в дивизии с самого ее основания. До этого он проходил службу в строительном батальоне Карельского укрепрайона, из различных частей которого 17 января 1940 года и появилась на свет их родная 42-я стрелковая дивизия. Старшина славился своим спокойствием и невозмутимостью в любых, казалось, даже самых безнадежных ситуациях. Крепкая сибирская закалка, природная острота ума и степенная рассудительность позволили ему пройти финскую войну без единой царапины, сменив саперную лопату на маскхалат разведчика. Он никогда не говорил лишнего, но при этом, пожалуй, не было ни одного задания, которое бы он провалил или не доделал до конца. В Бресте у старшины остались жена и трое детей, которые жили в домах комсостава в самой крепости. В самом начале войны, когда в 4 часа 15 минут первые залпы артиллерии обрушились на мирно спящую страну, он выскочил из дома и, одеваясь на ходу, бросился к себе в разведроту, успев только крикнуть жене, чтобы брала детей и спускалась с ними в подвал. На прощание времени не было. И вот уже более двух месяцев он не знал, живы ли его близкие и что с ними. Говорили, что по комсоставовским домам немцы лупили особо сильно. Впрочем, похожие вопросы мучили многих командиров, кому удалось не погибнуть в первые часы после обстрела и прорваться сквозь пулеметные очереди немецких диверсантов на свое место службы.
Вторым из тройки разведчиков был младший сержант Андрей Тихонович Волков: высокий плечистый брюнет родом из-под Харькова. Его призвали еще в 1938 году, полковая школа младшего комсостава добавила еще один год к срочной службе, так что демобилизоваться ему надлежало только этой осенью. Однако война испортила все мирные планы, которые Андрей строил, а были они простые: после службы поступить в педагогический институт и стать, наконец, настоящим преподавателем, как отец. Он мечтал о том, что будет учить детишек уму-разуму, заполнять их светлые головы различными знаниями, которые потом обязательно пригодятся в жизни. К полку Андрей прибился вместе с горсткой сослуживцев, вырвавшихся из объятого пламенем Бреста. К месту сбора своей 6-й стрелковой дивизии они пробиться не могли: уж слишком много снарядов летело туда из-за реки, превращая все в кромешный ад. Так, полураздетые, с трудом успев выхватить винтовки без патронов из горящей разрушенной оружейной комнаты, они, не понимающие, что происходит вокруг, отходили на восток, в сторону Кобрина. Около Жабинки их остановили и всю группу включили в состав 42-й дивизии, остатки которой занимали боевые рубежи. Своей рассудительной смелостью, желанием отомстить за пропавших в огненной буре товарищей младший сержант быстро завоевал доверие нового командира. А проведенная с его участием первая ночная вылазка в тыл к немцам, где удалось не только захватить фашистского офицера, но и сжечь один броневик, повлияла на то, что сам командир полка хлопотал перед комдивом, чтобы зачислить Волкова в состав полковых разведчиков и поставить на полное довольствие.
Третьим в группе был Василий Иванович Доброхотов невысокий, шустрый, немногословный белобрысый воронежский паренек. За ясные синие, как весеннее небо, глаза мама называла его в детстве Васильком, сравнивая с полевыми цветами, издали заметными на широких полях. Василия призвали осенью 1939 года и отправили под Ленинград в одну из стрелковых частей, расположенную около самой границы с Финляндией. Как только стала формироваться 42-я стрелковая дивизия, часть, в которой служил красноармеец Доброхотов, вошла в ее 455-й стрелковый полк. И уже там Василию пришлось постигать азы службы в разведке.