Все они – птицы высокого полета, а уж если начнут играть всерьез, то куда там всякой мелюзге вроде Хайнлайна, Азимова и Кларка – не конкуренты!
Комментируя этот феномен, Джеймс Патрик Келли писал о своих собратьях-постмодернистах: «Эти амбиции заставляют их тратить время на написание лихо закрученных рассказов, хотя те же самые деньги, причем с меньшими умственными усилиями, они могли бы грести, романизируя эпизоды из „Мучеников науки“ [08] . Эти амбиции поддерживают их, когда они выходят из библиотек, пошатываясь под тяжестью связок книг, которых никто не брал с полки с 1962 года. Раз уж они решили выделиться в этом перенаселенном жанре, то им надо писать вещи только экстракласса!» Это высказывание наводит нас на еще один интересный момент – на ту любопытную смесь уважения и презрения, какую испытывают постмодернисты к своей аудитории. Они с охотой затратят целый месяц дополнительно, занимаясь исследованиями на тему: какой была планировка нижних палуб испанского галеона, или как Моцарт на самом деле писал свое второе имя, – чтобы сотворить один-единственный рассказ, гонорар от которого не окупит даже расходов на еду в течение этого месяца. И все лишь потому, что они якобы знают, чего ждут от них читатели. Ну а если читатели ждут совсем не этого, то... то они будут носить воду решетом просто из любви к искусству.
Когда постмодернисты пришли в жанр, научная фантастика пребывала в нетипичном для нее состоянии самообезличивания. Вот как позже написал об этом Стерлинг: «НФ дрейфовала безруля и без ветрил, по воле любого коммерческого ветерка. „Новая волна“ так ничего и не дала мне. Я вырос на ней, но теперь она пожелтела и начала курчавиться по краям, точь-в-точь как обложки старых „Новых миров“ [09] ». Никто уже не боролся за лидерство в НФ. Новые авторы, бия кулаками в грудь, пробивали себя поодиночке, но ни одной хоть сколь-нибудь сплоченной группы, готовящей тайный заговор с целью свержения и разрушения святынь, и в помине не было. Лучшие писатели молчали: «староволнисты» и «нововолнисты» забили друг друга дубинками до состояния глубокого критического обморока. Писатели из «Группы Праздника Труда» либо почивали на лаврах (иные из ее лучших членов вообще написали очень мало в это время), либо потихоньку работали над большими серьезными книгами, которые, как они надеялись, или выведут их из гетто в «большую литературу», или хотя бы привлекут к ним внимание критиков. («Бред» [Fevre Dream] Джорджа Р. Р. Мартина и «Нет врага кроме времени» [No Enemy But Time] Майкла Бишопа – вот основные работы этого периода.) В общем, часовые отсутствовали на своих постах, а сторожевая сигнализация была отключена. В рубке управления звездолетом не было ни души. Мягким светом горели экраны, и пульты тихо гудели сами по себе, ожидая чьей-то твердой руки.
На дворе был 1980 год. Детишки пинком отворили дверь и замерли, немного напуганные, зажмурясь от внезапно вспыхнувшего яркого света.
Короче, не успели постмодернисты начать свою карьеру, как тут же попали в круговорот событий. Вскоре начали образовываться союзы. Первыми в поход выступили киберпанки, проявив при этом организованность, невиданную со времен «Футурианцев» [10] ; что же касается гуманистов, то они поначалу лишь поглядывали на соперников с иронией, не желая участвовать в «этих детских играх». Однако вскоре некто, скрывший свое имя под псевдонимом «Винсент Омниаверитас», начал выпускать на ксероксе одностраничный фэнзин «Дешевая правда» [Cheap Truth], ставший де-факто пропагандистским органом движения киберпанков. Вызывающе лишенное «копирайта» и свободно рассылаемое по почте всем, кто, по мнению Винсента, стал бы его читать, это издание неожиданно оказалось весьма влиятельным.
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...