Глубина? Есть глубина!
— Заходите, Павел, не смущайтесь! Мы со Светочкой здесь одни скучаем!
— Я это… потом… А вы Тураба не видели?
— Нет, не видела.
Ответ отрывистый, предполагает паузу. Взгляд гаснет, как лампы театрального зала после большого гала-концерта. Печаль. Сейчас мальчик начнет колоться.
— Его Барсуков ищет, у них работа срочная по металлической ферме. Тураб нужен на обследование. Меня вот тоже припахали…
Заказчика, заказчика сдавай!
— Конечно, раз послал Барсуков…
— Там у него этот сидит, с усами такой, черный.
Опа, опа, опаньки! Н-да, стареем. Кто попало нас нынче снимает, Мерилин Анатольевна. За набойки и колготки продаемся. Какие гады все вокруг! Ладно. Меняем ноги, улыбка приобретает полунамеки, тайну, глаза смотрят прямо, неотрывно. Внезапно пересохшие губы обводит розовый язычок. Надо работать с молодежью. Именно она творит мифы и слагает легенды. Встаем, поправляем кофточку на груди. Ласковым, умелым движением. Взгляд Паши тускнеет, уходит во внутрь, не фокусируется. Готов.
— Конечно, вы идите, Пашенька, раз вам так сильно надо…
— А? — невнятно говорит Павел. Сейчас у него такая сонная, тупая физиономия! Иллюстрация к книге «Чудеса гипноза». Надо будет как-нибудь написать на досуге. Учить молодежь зеленую. Передавать опыт. Передовой. Нет, это все-таки должно идти изнутри. Как дыхание. Стоп кадр. Пристальный взгляд. Просыпайтесь!
— Павел! Вас ждет Барсуков! Про Тураба скажете, что он в первый корпус ушел, Светочка ему передаст. Всего доброго, молодые люди. Светлана! Если журнала завтра не окажется на месте…
— Мерилин Анатольевна, а разве вы завтра придете?
— Нет. Но для тебя это ровным счетом ничего не значит.
— Значит! Значит! Хоть день проведу без ваших издевок! Ага! Клипсы снимаете! Косметику стираете! В налоговую, что ли потянулися? Бухгалтер, я теперь бухгалтер! Глупый такой, такой простой!
— Да. Вначале туда, в налоговую… Потом — к младшей в школу. Вызвали.
— Так вам и надо. Кого вы воспитать сможете? Вот у меня дочь мне сказала: «Мама! Я каждую ночь прошу у Бога счастья для тебя!» А как мы вас ненавидели, когда у вас учились! А как вы нас ненавидели! Потому что мы вас моложе!
— Света! Не фантазируй! Мне вообще было на вас всех насрать! Слушай, а вода у нас есть? Румяна подотру. А сколько нашей дочке лет?
— Моей дочери четыре!
— Маленькая… Поздновато ты ее. У тебя еще все впереди, погоди, такое еще скажет… Нет, все-таки губы теперь обведу белым. И ногти. Трагическая маска. Измученная мать приготовилась выслушать все, что скажут о ее милой дочери…
— Кольца снимите. Измученный нуждой бухгалтер приготовился к сдаче квартального отчета! А мы еще так вас боялись! Войти в аудиторию боялись, где вы сидели. Трепетали! А Вы ни хрена ведь не знали! Вот сейчас признайтесь, что ничего не знали! Вот за что Вы мне четверку поставили, а?
— Ты помнишь, в каком году курсовой сдавала? А я — нет! И тебя не помню! Краситься надо более выразительно! Ах!(сопрано) Света, прости меня, я напрасно поставила тебе четверку! Ты знала буквально все!(меццо-сопрано) Я почему-то тебя невзлюбила! Не знаю! Но догадываюсь!(контральто) Тогда дезодорантов хороших не было.
— А у самой-то духи тогда были французские! Это вам заочники подарили! Мне этот запах потом ночами снился! Я чувствовала, что пропиталась им вся! Изнутри!
— Сейчас — итальянские! Чувствуешь? Да! Дешевле, конечно, но и моднее. Знаешь, твоя последняя фраза говорит, что ты можешь быть даже местами интересной. Ну, про запах изнутри. Может быть, ты тоже сможешь…
— Что?
— Стать Мерилин, Светик! Чао! Передай всем, что я утонула в бассейне с лилиями, с перламутровыми плафонами, поэтому сегодня зачет принимать не буду.