Недотепа полезла в карман и достала оттуда шесть арахисовых орешков, спрятанных там давным‑давно. Боб сел, взял с ладони один и, осторожно положив в рот, стал медленно разжевывать.
– Возьми все, – нетерпеливо потребовала она.
Боб вытянул худенькую лапку. Очень хилую. Даже сжать пальцы в кулак не было сил.
– Не смогу удержать, – шепнул он. – Не сжимается.
Проклятие! Она тратит прекрасные орешки на мальчишку, который все равно помрет.
Ведь она собирается проверить его идею. Идея спорная, но это первый план на ее памяти, который содержит хоть кукую‑то возможность улучшить их жизнь, возможность хоть что‑то изменить в этом жалком существовании и не требует от нее надеть женское платье и заняться омерзительным женским ремеслом. И раз это его план, то кодло должно увидеть, что Недотепа справедлива к Бобу. Только так и можно сохранить позицию босса – чтобы знали: она справедлива.
И Недотепа продолжала держать перед ним свою открытую ладонь с арахисом, пока Боб не сжевал все шесть – один за другим.
Когда шибздик проглотил последний орешек, он снова долгим и пристальным взором впился в ее глаза, а потом сказал:
– Все‑таки ты лучше приготовься убить его.
– Мне он нужен живым.
– Но будь готова его убить, если он окажется не тем, кто нужен.
Сказав это, Боб заковылял через улицу к своему мусорному ящику, с трудом на него вскарабкался и стал смотреть по сторонам.
– Нет тебе четырех! – крикнул Сержант через улицу.
– Мне четыре, только я очень маленький, – ответил Боб.
Недотепа успокоила Сержанта, и они отправились за камнями, кирпичами и кусками шлака. Если назревает война, надо быть к ней готовыми.
***
Бобу не нравилось его новое имя, но все же это было имя, а наличие имени подразумевало, что еще кому‑то известно, кто он такой, и этот кто‑то при необходимости мог его окликнуть, что было славно само по себе. И шесть арахисовых орешков – тоже славно. Его рот почти забыл, как с ними обращаться. Процесс жевания оказался очень болезненным.
Впрочем, смотреть на то, как Недотепа уродует его план, было тоже больно. Боб выбрал ее не потому, что она была самым умным вожаком кодла во всем Роттердаме. Скорее уж наоборот. Ее команда только что не голодала из‑за плохого руководства и нескладных решений Недотепы. К тому же Недотепа слишком эмоциональна. Ей не хватает мозгов, чтобы обеспечить хорошее питание даже себе самой, хотя кодло и знает, что она милая, и даже любит ее. Но со стороны она не кажется процветающей. Так что результаты ее руководства вряд ли назовешь впечатляющими.
Если бы Недотепа делала свою работу как надо, она вообще никогда не стала бы слушать Боба. Она бы его и на пушечный выстрел не подпустила к себе. А если бы и выслушала и даже оценила идею, то тут же отделалась бы от него. Таковы уж законы улицы. Недотепа слишком добра, чтобы прожить долго. Именно на доброту Боб и делал ставку. И именно этой же доброты он сейчас опасался больше всего.
Все это время Боб внимательно вглядывался в прохожих, а его крошечное тельце безостановочно отдавало последние силы тревоге за исход столь благополучно начатого дела. Боб и без того отдал ему уйму драгоценного времени. Сначала он долго наблюдал за поведением детей на улицах, разглядывал, как они воруют друг у друга, как вырывают еду из глоток более слабых, как залезают в чужие карманы, как продают запретные местечки своих тел, если на них найдутся покупатели.
Потом он обдумывал проблему, как улучшить положение, если за дело возьмется человек с мозгами. Правда, своим выводам он доверял не полностью. Боб был уверен, что существует еще нечто, нечто такое, чего он не может уловить. Поэтому он старался узнать как можно больше. Он научился читать, потому что хотел знать, что означают закорючки на грузовиках, на лавках, на трамваях и мусорных ящиках.