Еще увлекательная деталь, отмеченная шефом: в карманах одежды трупа из траншеи была табачная крошка, соотносимая по результатам экспертизы с набивкой сигарет "Парламент". То есть...
Я изымаю из дела материалы, касающиеся дактилоскопирования всех трех убитых, вкладываю их в тоненькую полиэтиленовую папочку и созваниваюсь с нашими вспомогательными службами. Пусть сравнят данные отпечатки с теми, что выявлены в комнате грабителя, застреленного на путях. Если это - одно дело, трупов слишком много.
Затем водружаю перед собой два новых тома дел и горько задумываюсь.
Итак, шеф говорил нечто о моем визите к нему после обеда... С соображениями. Соображения таковы сравнение отпечатков трупов с имеющимися в наличии, запросы по фактам исчезновения, связь с городской прокуратурой на предмет выяснения деталей, и, наконец, радуем новостями прикомандированного ко мне по "висяку" Семена Михайловича Лузгина - старшего уполномоченного МВД. С ним все свои боевые годы я тружусь в постоянном контакте. Далее. Просим свое начальство упросить начальство в МВД, дабы оно разгрузило от текучки пожилого сыщика - ему в этом году пятьдесят пять стукнуло - возраст, когда особенно не набегаешься по десятку дел.
Дверь с шумом открывается, входит возбужденный Владик Алмазов и с места в карьер начинает жаловаться на начальство - он совершает это каждодневно и в качестве излюбленной аудитории избирает неизменно меня.
- Значит, звонит он мне, - сопит Алмазов, - и глаголет. Мол, опять частные машины под знаком "стоянка запрещена" у прокуратуры, звони в ГАИ, пусть номера снимают! Звоню. Приезжают, снимают. Через полчаса опять звонит: дескать, недоразумение, ко мне тут человек по делу приехал, а у него номер отвинтили. Из солидной, подчеркивает, организации человек, неудобно. Позвони, пусть вернут. Во как! Только что пену пускал! снимайте, карайте, теперь - пардон! А я ему ляпни: сами звоните!
Ох, сочиняешь ты, Алмазов, про свой несгибаемо-принципиальный характер! Ибо скоро грядет повышение, и вообще...
Я с сочувственным терпением всматриваюсь в его расстроенную физиономию. Усмехаюсь, год назад сломал себе Алмазов передний верхний зуб, но времени вставить новый не находил, а потому кривил рот, губой прикрывая изъян. После зуб вставил, а рот так и остался привычно-перекошенным. Как у Мефистофеля.
- Покурю хоть у тебя, - вздыхает Алмазов, - Слышь, из города мне звонили, дело у них... Четверо парней тяжелой атлетикой заниматься вдруг вздумали. Из зала не вылезали, тренер их в чемпионы готовил - каждый день успех за успехом... Ну, и внезапно пропали... Тренер в панику, выяснять... Ну, а они, в общем, сейф с деньгами готовились с предприятия вынести. Не вышло - тяжелым оказался, на лестнице упал, шум, то се...
Он курит, болтает, я же тихо бешусь про себя, делая вид, будто углублен в бумаги. В голову ничего не лезет.
- Слушай, - встаю, - извини... я в туалет.
- Да я посижу, - милостиво отмахивается он.
- Ага. Шеф заглянет, а ты тут с чужими секретными документами... - привожу я весомый аргумент. - Подъем! Порядок знаешь!
Выходим из кабинета, и мне не остается ничего другого, как идти в туалет, где нахожу себе занятие, причесываюсь и разглядываю себя в зеркале. Ничего воодушевляющего в своей внешности не обнаруживаю: поредевшие волосы, ранние склеротические прожилки на скулах от курения и недосыпания, бледное лицо...
Тьфу, хватит! За работу, неорганизованный ты человек!
АЛЕКСЕЙ МОНИН. КЛИЧКА - МАТЕРЫЙ
Дорога подходила к концу. Скоро он будет дома, где можно, наконец, отоспаться - сутки, двое, времени он не пожалеет. Отоспится же он не в квартире законной и не в коммуналке конспиративной, а на Машиной даче - сосны, апрельский озоновый воздух, мягкий велюр дивана... Выпьет коньячку, чтобы снять стресс - хоть и не выносит алкоголь, но тут уж, так и быть, позволит себе... А после - забытье, сладкая дрема.