Блуждаю по-черному, вокруг же неустанное чавканье и всасывание, будто это не туман, а питательный бульон. Несколько раз видел и тени чавкающих-сосущих, каких-то родственников пиявки и глиста. Один червяк так мощно меня потянул, что я принял его за Родиона Михайловича. Навроде разглядел даже — сидит тот тихонький в кабинете, стеклышки очков поблескивают, конфетку жует и бумажку правит. Рванулся сдрейфивший гном обратно с такой силой, что чуть не треснул. Повоевал с ветрами, попланировал и как-то из тумана пищеварительного выскочил, прямо в родную камеру.
Хотя можно было гордиться, что я за свой жар души схватился и не дал его сожрать, но подозрительные видения намекали скорее на помутнение в голове. И в самом деле, поволокли меня на допрос, а я собрался дать еще один ответ. По-джентльменски выражаясь, попробовать внезапно Белорыбова нокаутировать, а по-рабоче-крестьянски — дать ему по соплям, чтоб не скоро встал. Пусть хуже, но роль будет не чужая, а моя. Хуже себе сделать не пришлось, следователь стал вдруг умным и добрым. Извиняется даже, мол, кто же знал, что вы такой положительный гражданин. Я, обалдевши от положительных эмоций, решил, что это спасенный жар души мою судьбу устроил.
Разгадка пришла вместе с шефом бюро Пузыревым. Он меня встретил недовольным сопением, но известил, что в технопарке за время моего отсутствия завершилась биография еще одного ученого. Кстати, последний убиенный занимался преобразованиями каких-то сверхдлинных субэлектронных волн, из-за которых иногда в природе шаровые молнии родятся. Субэлектронщику стало хуже, а мне лучше, вот и разберись, где тут мораль. Пару деньков полежал в ванной, отмок, попил женьшеневки, потом отправился к врачу-костоправу. Врач хрустел костями. Это помогло. Хрустел-то он костями другого пациента, но я, наслушавшись такой музыки, понял, что лучше стать здоровым и идти домой. Попадись к такому доктору на сеанс, действительно потом ни на что не пожалуешься.
Приступив к выполнению служебных обязанностей, я уже ничего не скрывал. Каждому вколачивал страхи, когда пропуск проверял. Только в моих услугах уже не особо нуждались. И так все было известно, катались жуткие вести из уст в ухо. Эскадроны смерти, красные бригады, черные сотни и другие кошмарные темы надолго прописались в головах. Большинство прознавших про это дело репортеров настаивало на том, что нынче орудуют не какие-нибудь закоренелые преступники с четко очерченными целями, а юные сорванцы-консервы из группировки ГСДБ (Гитлер-Сталин — дедушки-братья) или романтики-калы из бандбригады “Батька с нами”. Дескать, юнцы утверждают свою мужественность, вбивая клин в какую-нибудь голову с противоположной стороны баррикады. Получалось, что Файнберга принесли в жертву консервы, Веселкина — калы, субэлектронщика опять же консервы.
Я стараюсь не попадать под струю самой свежей общественной мысли, которую испускают печатные, а точнее, непечатные органы. Поэтому притворялся (и очень удачно) олигофреном, чтоб не вслушиваться и не вчитываться. Даже невооруженным взглядом видно, что у малолетних калов, консервов и прочих крысят спинной мозг жидковат для таких заковыристых дел. Вовсе не для них думающие головы обладают такой притягательной силой. Прав Дуев, что всегда кого-то обсасывают — но только не цветочки. Вчера крестьян, беспортошных феллахов всяких, которым некогда было помыться, смердов, рабов. Завтра роботов, чем они хуже феллахов? А сегодня доят тех, кто сидит в технопарках. Не знаю, что насчет жара души и нектара, но большие начальники-вурдалаки в финансовом отношении местную публику точно выжимают, как лимоны. Расцвести “лимонам” не дают, чтоб не стало тесно питающимся, насельникам администраций, кафедр, НИИ, НПО и прочих бюджетных контор.