Несмотря на то что после спектакля свет обычно везде выключали, сейчас он горел, что называется, "на всю катушку". Первое, что бросилось ей в глаза, было заплаканное лицо Анжелы, молодой актрисы, с успехом игравшей Офелию и Джульетту в шекспировских трагедиях. "Как это я раньше не замечала, неожиданно мелькнуло в голове у Гурдиной, - что у нее какой-то глуповатый вид и слишком крупный нос?"
- Элла Александровна, - крикнула Анжела, бросаясь ей наперерез, - у нас несчастье, кого-то убили. Вот, смотрите, - всхлипнула девушка, указывая пальцем в партер, - смотрите, - и с силой закусила побелевшие губы, чтобы не разрыдаться. Казалось, она сейчас упадет в обморок.
Элла обвела недоумевающим взглядом актеров, столпившихся вокруг нее, как бы призывая их рассказать хоть что-то связное о случившемся.
- Элла, - высокий брюнет подошел к ней и взял под локоть, - садитесь сюда, мы сейчас все объясним по порядку. Анжела, прекрати, выпей чего-нибудь успокоительного. Значит, было так...
На негнущихся ногах Элла опустилась в зрительское кресло. "Ну, вот, началось..." - мелькнуло у нее в голове.
- ...Мы уже закончили играть и стали выходить на поклоны, ну, знаете, как обычно, два-три раза, потом выходят главные герои, они покидают сцену, и постепенно выключается свет. И тут случилось маленькое ЧП - поломка занавеса. Еще и свет погас, и мы стояли какое-то время в полной темноте. И вот, когда свет дали, Анжела почему-то решила выйти еще раз. Что ж, неудивительно: молодая, хочется лишний раз покрасоваться.
- Перестань! - Анжела была на грани истерики.
- Женя, рассказывай по существу, - осадила его Гурдина, - что дальше?
- Вот она и заметила, - брюнет взмахнул рукой, - что в партере один оставшийся зритель сидит неподвижно, словно окаменев. Анжела сразу позвала меня, я подошел и заметил вот это. - Тут Женя достал из кармана странный предмет и развернул его. Это был прозрачно-голубой шарфик из театральной костюмерной. Элла хорошо его знала. - Шарфик висел на шее убитого. А произошло все минут десять назад.
"Ну почему я не приехала пораньше, - эта мысль преследовала Эллу, как назойливый мотив популярной песенки, - тогда бы ничего не случилось". Гурдина принадлежала к тому типу руководителей, которые искренне считают, что без их участия ничего существенного и серьезного не может и не должно происходить.
- Так, - Элла старалась ни на кого не смотреть, - лишняя шумиха, как вы понимаете, нам ни к чему. - Она взяла из рук брюнета шарфик, свернула и убрала в сумочку. Звонко щелкнул замок. - Каждый из вас должен молчать, каждый. Я думаю, что вы все осознаете, насколько это важно для театра. Ли-на, - крикнула она своей помощнице, поднимаясь с кресла, - проводи меня в кабинет.
Оставшись одна, Гурдина, не опасаясь, что ее могут увидеть, залилась слезами: "Подумать только, в такой день, когда мне вручили премию!" Она достала из-за обшлага большой белый платок и высморкалась. Платок был заготовлен на случай, если во время награждения внезапно потекут слезы. "И еще такой легкомысленный шарфик повесили на шею, как бы в пику мне, ведь я сама все закупала для театра".
"Железная" режиссерша плакала, словно обыкновенная женщина, и даже хлюпала носом. Она налила в рюмку из графина, стоявшего перед ней, любимого бургундского вина и залпом выпила его. Потом, слегка поморщившись, подвинула к себе блюдечко с маслинами и начала поглощать их одну за другой, неподвижно уставившись перед собой в одну точку. Маслины были слабостью Гурдиной. Их можно было найти в самых неожиданных местах: чашках, фужерах, пепельницах...
- Господи, почему я не осталась на последнюю часть вечера, сейчас сидела бы себе в зале и ни о чем не знала, - сказала она уже вслух, обхватив руками голову.