Выйдя на улицу, я прошагал еще полквартала, пряча нос от леденящего ветра, добрался до нужного дома, зашел в вестибюль и нажал на кнопку с
надписью "Кэтер". Подождал, потом позвонил еще и еще - дверь не открылась, как я, впрочем, и ожидал. Поскольку околачиваться рядом в такой холод
не хотелось, я повернул свои стопы назад к Восьмой авеню, мечтая пропустить рюмку - другую. Мечты мечтами, а виски я обычно позволяю себе лишь
тогда, когда выкладываю факты, а не добываю их; поэтому вместо бистро я завернул в аптеку и заказал кофе.
Выпив чашечку, я вошел в будку, набрал номер, повесил трубку после десяти длинных гудков, вернулся к стойке и попросил стакан молока. Потом
снова навестил будку - с тем же успехом, и заказал бутерброд с солониной на ржаном хлебе. В кухне нашего старого особнячка на Западной Тридцать
пятой улице ржаного хлеба не держат. Лишь в двадцать минут седьмого, когда я расправился со вторым куском тыквенного пирога и с четвертой
чашечкой кофе, на другом конце провода наконец ответили.
- Орри? Это Арчи. Ты один?
- Конечно, я всегда один. Ты там был?
- Да. Я...
- Что ты нашел?
- Я лучше покажу тебе. Через две минуты буду у тебя.
- Зачем, я сам...
- Я уже рядом. Ровно две минуты.
Я повесил трубку.
Я не стал тратить время на пальто и перчатки. Две минуты пребывания на таком холоде - неплохая проверка жизнеспособности. На сей раз дверь
внизу распахнулась, едва я успел нажать на кнопку в вестибюле. Я вошел и начал было подниматься по лестнице, когда сверху послышался голос Орри:
- Какого черта? Я сам мог придти.
Как-то раз Ниро Вульф, желая как всегда передо мной выпендриться, изрек: "Vultus est index animi". "Это не по-гречески", - сказал я. На что
Вульф отозвался: "Да, это латинская поговорка. Глаза - зеркало души". Если так, то все зависит от того, чьи глаза и чья душа. Если напротив вас
за покерным столом сидит Саул Пензер, то глаза - вообще никакое не зеркало; в них отражается только пустота. Но не могли же древние латиняне
ошибаться?
Желая их проверить, я дождался, пока Орри взял мою шляпу, провел меня в комнату и усадил, и лишь потом вперился в его глаза о мрачной
решимостью.
Наконец Орри не выдержал.
- Ты что, не узнаешь меня? - спросил он.
- Vultus est index animi, - произнес я.
- Чудесно, - сказал Орри. - Всегда мечтал узнать, какая муха тебя укусила, черт возьми?
- Просто любопытно стало. Ты считаешь меня простаком?
- Ты что, рехнулся? С какой стати?
- Сам не знаю. - Я положил нога на ногу. - Ладно, слушай. Я сделал все так, как мы условились. Пришел ровно в четверть пятого, несколько
раз позвонил, не дождался ответа, как оговаривалось, отомкнул дверь твоим ключом, поднялся на лифте на четвертый этаж, открыл дверь квартиры
вторым ключом и вошел. В гостиной никого не было, и я прошел дальше, в спальню.
Не могу сказать, что там был кто-то, поскольку называть словом "кто-то" труп - не вполне уместно. Труп был на полу возле кровати. Ни саму
Изабель Керр, ни ее фотографию мне видеть не доводилось, но, думаю, это она.
Розовая кружевная рубашка, розовые туфельки.