С расстояния в два метра серп с легкостью вырезал из горной породы массивные куски камня. В течение трех месяцев непрерывной работы, город внутри скалы разросся на несколько километров. Из высвободившейся горной породы соорудили сторожевые посты, обозначив тем самым территорию между землями города и владениями акремонцев.
Однако плата за добытые блага была высока
Все триста мужчин из бурильной бригады, после окончания основных работ утратили слух, а затем в течение двух месяцев умерли в страшных мучениях. Как впоследствии выяснилось, в результате различных экспериментов, легкий свист, сопровождавший серп, при его применении в закрытом пространстве разрушал не только барабанные перепонки, но и другие человеческие органы.
Были неоднократные попытки разобраться в устройстве серпов и как-то их отрегулировать, но после того, как один из грамотеев, устроил взрыв эти эксперименты прекратили.
Эти грамотеем был Гленн американец с польскими корнями
Первоначально он претендовал на роль одного из лидеров Совета. Так как, с его слов, до вторжения он являлся ведущим военным аналитиком своей страны, но когда выяснилось, что каждый раз возвращаясь из дозора, Гленн приходил в засцанных от страха штанах, его решили задействовать только на сельскохозяйственные работы, сэкономив тем самым запасы обмундирования, хранившегося в бункере с оружием. Ведь испоганенные штаны Гленн не стирал, а прятал в укромных уголках и, втихаря, брал со склада новые.
На сельхозработах он тоже себя проявил
Вместо того, что бы заниматься делом, Гленн только ходил и покрикивал на слепых, к которым был приставлен, что бы оказывать им помощь. После того, как один из слепых китайцев не выдержал его оскорблений и одним четким ударом выбил ему несколько зубов, Гленн был переведен в уборщики. В его обязанности входило следить за наполняемостью пустых бочек от бензина, приспособленных в качестве резервуаров в отхожих местах внутри бункера.
Однако и с этой работой он справлялся отвратительно
Вывозя из бункера наружу тележки с испражнениями, использовавшимися в дальнейшем в качестве удобрений на полях, Гленн умудрялся расплескивать их содержимое на всем своем пути по ходу движения. Закончилось тем, что Гленн однажды упал в бочку с фекалиями и если бы не Камила, зашедшая в это время по нужде, то
С тех пор его величали просто дурень
От греха подальше Гленна отправили в помощь скотоводам. После случая со старым самцом оленя, который поднял дурня на рога из-за того, что тот ничего лучше не придумал, как, от нечего делать, тыкать рогачу веточкой в глаза, ему определили простейшую работу носить с козьего пастбища молоко.
Но и на этом поприще Гленн опростоволосился
Когда выяснилось, что молока, предназначавшегося детям, до пищеблока систематически стало доходить в два раза меньше, скотоводы за ним проследили. В итоге, поймали Гленна за руку, когда тот преспокойно сидел в кустах и отпивал по несколько глотков из армейских котелков, приспособленных для переноски и так скудных надоев.
Кара наступила тут же
Лишившись последних зубов, Гленн приобрел право ничего целыми днями не делать. Он шлялся по коридорам города и давал всем дельные советы, как нужно делать ту или иную работу.
В последний раз Гленн дал совет в мастерской
На то, что он что-то шамкал беззубым ртом, давно уже никто не обращал внимания. Техники в это время занимались починкой вышедшего из строя генератора. Последними словами Гленна были: «Я разобрался». Дурень приставил два серпа рожками друг к другу и активировал оружие.
Результат не заставил себя ждать.
Организм Гленна в буквальном смысле слова «разобрался» на отдельные составляющие. Благо, мужчины в это время находились в другом углу мастерской и никто не пострадал.
С тех пор его имя стало нарицательным и если, кто-то допускал какие-то промахи в работе, его в шутку обзывали Гленном.
III
Гленн был исключением. Все остальные представители его нации, проживавшие в бункере, были прекрасными людьми. А в темнокожем Дастине вообще души не чаяли все без исключения жители города от мала до велика. Высокорослый и худощавый Дастин, был мастером на все руки и с его лица никогда не сходила приветливая улыбка, глядя на которую при встрече невольно хотелось улыбаться самому. Лишь изредка его лицо омрачало печаль когда он вспоминал своих, погибших во время нападения акремонцев, двоих сыновей и тогда, когда его вторая половина Камила, выпив самогонки, кричала матерными словами.