У Клива едва хватило времени увидеть, в каком трансе находился мальчик, как транквилизаторы опять подействовали и сон сомкнулся. Однако он захватил с собой кусок реальности, ввергнув мальчика в свое сновидение. Когда он опять достиг города, там был Билли Тейт, стоял на улице, лицом обратившись к темным тучам, рот открыт, глаза зажмурены.
Это длилось всего мгновение. Потом мальчик удалился, поднимая фонтаны черного песка. Клив звал его. Билли, однако, бежал сломя голову, и с необъяснимым предвидением, которое бывает во сне, Клив знал, куда направляется мальчик. На край города, где дома иссякают и начинается пустыня. Ничего не заставляло его пускаться в погоню, и все-таки он не хотел потерять связь с единственным собратом-человеком, которого он видел на этих жалких улицах. Он опять позвал Билли по имени, более громко.
На этот раз он почувствовал на своей руке его руку и испуганно подскочил, - он пробудился в своей камере. "Все в порядке, - сказал Билли. - Тебе снятся сны". Клив пытался выбросить город из головы, но в течение нескольких рискованных секунд сон просачивался в бодрствующий мир, и, глядя на мальчика, он увидел, что волосы Билли подняты ветром, который не принадлежал, не мог принадлежать тюремным помещениям. "Ты видишь сон, опять сказал Билли. - Проснись".
Вздрагивая, Клив сел на койке. Город удалялся - почти ушел - но перед тем, как почти потерять его из виду, он почувствовал бесспорное убеждение, что Билли знал, когда будил Клива, что они были там вместе несколько недолговечных мгновений.
- Ты знаешь, да? - выдохнул он в мертвенно-бледное лицо рядом с собой.
Мальчик выглядел сбитым с толку.
- О чем ты говоришь?"
Клив покачал головой. Подозрение становилось все более невероятным по мере того, как он удалялся от сна. Даже если и так, когда он взглянул на костлявую руку Билли, которая все еще сжимала его собственную руку, он почти ожидал увидеть частицы того обсидианового песка у него под ногтями. Там была только грязь.
Сомнения, однако, продолжались долго, и после того как рассудок, кажется, поборол их, Клив обнаружил, что внимательней наблюдает за мальчиком с той ночи, ожидая какого-то оборота в разговоре или случайного взгляда, чтобы раскрыть природу его игры. Такой испытующий взгляд был пропащим делом. Последние доступные черты исчезли после той ночи, мальчик стал - подобно Розанне - непрочитываемой книгой, не дающей ключа к своему засекреченному шифру. Что же касается сновидения, о нем даже не упоминалось. Единственным косвенным намеком на ту ночь была растущая настойчивость Билли, с какой он убеждал Клива принимать седативное.
- Ты нуждаешься в сне, - сказал он, вернувшись из Лазарета с новыми припасами. - Возьми их.
- Тебе тоже надо спать, - сказал Клив, любопытствуя, насколько сильно мальчик будет настаивать. - Я в этом дерьме больше не нуждаюсь.
- Нет, ты нуждаешься, - напирал Билли, предлагая склянку с капсулами. - Ты знаешь, как неприятен шум.
- Говорят, к ним привыкают, - ответил Клив, не беря таблетки. Обойдусь без них.
- Нет, - сказал Билли, и теперь Клив почувствовал всю силу его настойчивости. Это подтвердило глубокие подозрения. Мальчик хотел, чтобы он был одурманен, и одурманен все время. - Я сплю сном младенца, - сказал Билли. - Пожалуйста, возьми таблетки. Иначе они пропадут.
Клив пожал плечами.
- Ну, если ты уверен, - сказал он удовлетворенно, делая вид, что смягчился, ведь страхи подтвердились.
- Уверен.
- Тогда спасибо, - он взял пузырек. Билли просиял. С этой улыбки, в известном смысле, и правда начались плохие времена.
Той ночью Клив ответил на игру мальчика собственной игрой. Он сделал вид, что принимает транквилизаторы, как обычно, но и не думал их глотать.