Большинство же были такими нелепыми (грех из матки, грех от денег), что он смеялся прямо в их вдохновенные лица. Вот льют из пустого в порожнее.
Хотя это хорошая жвачка. Ему нужно было чем-то занять дни. И ночи. Он плохо спал в тюрьме. Нет, ему не давала спать не его собственная вина, а вина других. Он был только продавец гашиша, поставляющий товар туда, где был спрос, маленький зубчик в огромном механизме, ему не из-за чего было чувствовать вину. Но здесь находились другие, казалось, что их множество, чьи сны не были столь благостными, а ночи столь мирными. Они кричали, они жаловались, они проклинали судей земных и небесных. Шум их пробудил бы и мертвеца.
- Так бывает всегда? - спросил Билли Клива едва ли не через неделю. Новый заключенный уже много раз слышал, как слезы через мгновение переходят в непристойную ругань.
- Да, большую часть времени, - ответил Клив. - Некоторым надо чуток повопить, чтобы мозги не скисали. Это помогает.
- Но не тебе, - заметил немузыкальный голос с нижней койки. - Ты все читаешь свои книжки и держишься в стороне, от греха подальше. Я за тобой наблюдал. Это тебя даже и не волнует?
- Я могу прожить и так, - ответил Клив. - У меня нет жены, которая приходила бы сюда каждую неделю и напоминала мне, что я напрасно теряю время.
- Ты бывал здесь раньше?
- Дважды.
Мальчик колебался мгновение, прежде чем сказал:
- Ты, наверное, все тут вокруг знаешь, да?
- Ну, путеводителя я не напишу, однако, в общей планировке разбираюсь!
Услышать от мальчика подобное замечание было для Клива странно, и потому он спросил:
- А в чем дело?
- Я просто поинтересовался, - сказал Билли.
- У тебя есть вопросы?
Тейт не отвечал несколько секунд, а затем произнес:
- Я слышал, что обычно... обычно здесь вешали людей.
Клив ожидал чего угодно, только не этого. С другой стороны, несколько дней назад он решил, что Билли Тейт со странностями. Косые взгляды этих молочно-голубых глаз, брошенные исподтишка, то, как он смотрел на стену или на окно, так детектив осматривает обстановку, в которой произошло убийство, отчаявшись найти разгадку.
Клив сказал:
- Думаю, когда-то здесь был сарай для виселицы.
Вновь молчание, затем другой вопрос, брошенный так небрежно, как только удалось мальчику:
- Он все еще стоит?
- Сарай? Не знаю. Людей, Билли, больше не вешают, или ты не слышал? Снизу ответа не последовало. - Во всяком случае, тебе-то какое дело?
- Просто любопытно.
Билли был прав, он был любопытен. И столь странен со своим безучастным взглядом и повадками одиночки, что большинство мужчин его сторонилось. Один Лауэлл интересовался им, и намерения его были недвусмысленными.
- Ты не одолжишь мне свою леди до вечера? - спросил он Клива, когда они выстроились в очередь, получая завтрак. Тейт, который стоял поблизости, ничего не сказал. Клив тоже.
- Ты меня слышишь? Я спрашиваю.
- Слышал. Оставь его в покое.
- Надо делиться, - сказал Лауэлл. - Я могу и тебе оказать какую-нибудь услугу. Мы можем кое-что придумать.
- Он этим не занимается.
- Хорошо, почему бы не спросить его! - сказал Лауэлл, улыбаясь сквозь щетину, покрывавшую все лицо. - Что скажешь, детка?
Тейт оглянулся на Лауэлла.
- Нет, благодарю вас.
- Нет, благодарю вас, - повторил Лауэлл и подарил Кливу вторую улыбку, в которой не было ни капли юмора. - Ты хорошо его выдрессировал. Может, он еще садится на задние лапки и служит?
- Вали, Лауэлл, - ответил Клив. - Он этим не занимается, вот и все.
- Ты не можешь сторожить его каждую минуту, - заметил Лауэлл. - Рано или поздно ему придется самому встать на свои две ноги. Если он не лучше на коленях.
Намек вызвал грубый хохот сокамерника Лауэлла, Нейлера. Не было людей, с которыми Клив охотно бы встретился в общей драке, но его искусство блефовать было отточено как бритва, его он сейчас и использовал.