Понимаете, сам я из Кургана. Сегодня проснулся в том доме, Корский указал пальцем в ту сторону, в которой находился сарай, в котором он провел не самые приятные минуты своей жизни. Нет ни денег, ни мобилы, ни документов, а мне домой надо, в Курган. У меня там жена, работа. Помогите мне, пожалуйста, а?
Больше тебе ничего не надо, бомжара? Лицо полицейского расплылось в улыбке
Ну-у-у, Иван ненадолго замолчал, морща лоб. Не отказался бы от сигаретки. Курить очень хочется.
Не переживай. Сейчас чего-нибудь придумаем! Толстяк повернулся к Корскому спиной.
В душе Ивана забрезжил лучик надежды. И, едва он успел подумать о том, что представитель власти поможет ему, не оставит в беде или в"биде", как в подобных случаях говорили в офисе, толстяк развернулся и ударил Корского в челюсть.
Иван упал на спину. Когда попытался подняться на ноги, его стало болтать из стороны в сторону, как пьяного, и он снова упал. На сей раз на бок. В тот самый момент толстопузый мент начал избивать его резиновой палкой и пинать ногами, приговаривая:
Вот тебе, вот тебе, вот тебе, вот тебе, бомжара вонючий!.. В курган он захотел, бл Типа своих бомжей там не хватает!..
Полицейский бил и пинал Ивана так сильно, словно хотел вышибить из него дух. И вышиб бы, не позвони ему на сотовый неизвестный абонент, который, сам того не желая, спас Корскому жизнь.
Алло! прорычал в трубку толстяк, наконец-то прекратив экзекуцию. Что? Я?.. Ладно, сейчас подъеду.
Хлопнула дверца машины, затарахтел двигатель, и уазик покатил по грязи, увозя толсомордого мента водному лишь ему известном направлении.
А Корский остался лежать, скорчившись, в позе зародыша. Часов у Ивана не было, и он не знал, сколько так провалялся на жёлтой траве, но, судя по ощущениям, не меньше часа. Немного придя в себя, он осторожно поднялся на ноги и, постанывая и харкая кровью, пошел по следам уазика. Он был уверен, что где-то недалеко есть автострада, по которой он и сможет вернуться домой. Пешком или автостопом, ему было наплевать, лишь бы быстрее убраться из этой деревни, которую, ввиду отсутствия указателей, он про себя окрестил Хрензнаеткаковкой.
Чутье его не подвело. Он действительно минут через сорок вышел к автомагистрали, чему был несказанно рад. А ведь раньше он никогда бы не подумал, что ему могут нравиться такие признаки цивилизации, как: рекламные щиты, пердящие выхлопными газами автомобили, линии электропередач и вышки мобильной связи, стоящие вдоль дороги.
От радости Иван чуть не заплакал. Ему хотелось опуститься на колени и поцеловать темный асфальт. И только боль в правой ноге помешала ему это сделать, так как он понимал, что, если опустится на колени, может потом не подняться. А ведь ему ещё до дома нужно добраться, а уж там можно упасть. Да!
Направление, в котором нужно двигаться, Корский определил для себя сразу. Ориентиром был для него указатель, манящий издалека своей яркой синевой. Он шел к нему по обочине с таким чувством радости и надежды в душе, с каким шёл на первое свидание со своей будущей женой.
Однако, чем ближе он подходил к указателю, тем меньше становилось в душе радости.
Сначала он думал, что ему это кажется, но по мере приближения к указателю он понимал, что нет.
Надпись на дорожном указателе гласила, что до Катайска осталось 26 километров, до Шадринска 97 и до Кургана 237 километров. 237 гребаных километров!
Вот дерьмо! только и смог тогда сказать Корский, сплюнув себе под ноги кровавый сгусток.
Впрочем, думал он, всё не так уж и плохо. Достаточно лишь остановить какую-нибудь машину. И тогда часа через три он точно окажется в Кургане. К гадалке не ходи.
Конечно, остановить машину просто, если ты молоденькая красотка с длинными ногами и с большой грудью, но в случае с Иваном всё оказалось гораздо сложнее. Машины проносились мимо, как бы он ни махал руками, и ему только и оставалось, что крыть матом "черствых, бездушных говнюков" и идти по обочине пешком.
Но вот впереди показалась заправка. Для Корского это был ещё один шанс, который он не мог упустить. К тому же, эти машины не нужно было останавливать. Они и так стояли.
На заправке были два грузовика и три легковушки. Корский не сомневался, что здесь ему точно повезет, кто-нибудь хоть чем-то обязательно откликнется на его душещипательную историю и поможет, но почти все водители отгоняли его от своих машин и послылали на три буквы, известные любому русскому. А водитель грузовика, на кузове которого были изображены дети, с аппетитом жрущие мороженое, даже пригрозил проломить Ивану голову монтировкой. Для пущей убедительности он даже потряс перед лицом Корского своим проржавевшим инструментом.