Он наблюдал в зеркале заднего вида, как привратник по привычке ждёт у крыльца, пока автомобиль жильца свернёт за угол, чтобы только после этого вернуться в дом.
— Старый олух! Ты же уроженец Чикаго, как и вся твоя семейка! — пробормотал Питер.
Он вставил мобильный телефон в держатель, нажал кнопку памяти с домашним номером Джонатана и прокричал в микрофон, вделанный в противосолнечный щиток:
— Я знаю, ты дома! Ты не представляешь, как меня бесит эта твоя игра в прятки. Чем бы ты там ни занимался, в твоём распоряжении осталось только девять минут. В твоих же интересах меня услышать.
Он потянулся к «бардачку», чтобы найти на спрятанном там радио другую волну. Выпрямившись, он увидел на некотором расстоянии перед своей машиной переходящую через улицу женщину. Он вовремя понял, что идёт она с той скоростью, с какой ей позволяет идти преклонный возраст. От экстренного торможения на асфальте остались чёрные полосы горелой резины. Только после полной остановки Питер осмелился открыть глаза. Женщина мирно продолжала свой неспешный путь. Не разжимая судорожно скрюченные на руле пальцы, он облегчённо перевёл дух, потом отстегнул ремень безопасности и выскочил из машины. На старушку обрушились извинения, незнакомец взял её под руку и помог преодолеть считаные метры, ещё отделявшие её от тротуара.
Напоследок он вручил ей свою визитную карточку и, включив на полную мощность все своё обаяние, поклялся, что всю следующую неделю будет клясть себя за то, что так её напугал. Пожилая дама была крайне изумлена и попыталась его успокоить, теребя белую палочку. Дрожь испуга, с которой она прореагировала на порыв чужого мужчины, так учтиво взявшего её под локоток, объяснялась только её слабым слухом. Питер снял на прощание волосок с пальто старушки и отпустил её, чтобы с облегчением продолжить путь. Привычный запах старой кожи в салоне машины помог ему прийти в чувство. Остаток дороги до дома Джонатана он проехал не торопясь. На третьем по счёту светофоре он уже беззаботно насвистывал.
* * *
Джонатан поднимался по лестнице чудесного дома неподалёку от старого порта. Дверь на верхнем этаже вела с лестничной площадки в мастерскую со стеклянным потолком, где работала его подруга. Они с Анной Уолтон познакомились на вернисаже. Фонд, принадлежавший богатой городской коллекционерке, устроил выставку картин Анны. Любуясь её полотнами, он почувствовал, что каждое из них полно присущим ей самой изяществом. Её стиль принадлежал веку, которому он посвятил всю свою карьеру эксперта. Пейзажи Анны уходили в бесконечность; он тщательно подбирал слова, делая ей комплимент. Чувство такого признанного профессионала, как Джонатан, дошло до сердца молодой художницы, впервые выставлявшей свои работы.
С тех пор они почти не расставались. Весной они поселились вблизи старого порта, в доме, выбранном Анной. Помещение, в котором она проводила почти все свои дни, а то и ночи, накрывал стеклянный фонарь. С утра его заливало солнце, создавая неповторимую, волшебную атмосферу. Весь пол, от стены из фальшивого белого кирпича до огромных окон, был застелен паркетом из широких белых планок. В коротких перерывах Анна любила выкурить сигарету, сидя на деревянном подоконнике и любуясь видом залива. В любую погоду она поднимала раму, легко ездившую вверх-вниз на пеньковых тросах, и втягивала восхитительную смесь табака и приносимых с моря водяных брызг.
У тротуара остановился «ягуар» Питера.
— Кажется, приехал твой друг, — сказала она, услышав шаги Джонатана в мастерской.
Он подошёл и обнял её, чтобы нежно поцеловать в шею. Её пробил озноб.
— Ты заставляешь Питера ждать!
Вместо ответа Джонатан стянул с Анны хлопковую блузку, почти обнажив ей грудь. С улицы раздались нетерпеливые гудки. Она мягко отстранилась.
— Твой свидетель несколько надоедлив.