– Это не оправдывает ваше поведение в моем доме, как и то, что вы посмели назвать меня лжецом.
– Я этого не делал.
– Нет, делали. Когда я сказал, что не знаю, где она, вы посмели обыскать мой дом. А не найдя, требуете, чтобы я сказал, где она. Пф!
Шталь дипломатически улыбнулся:
– Ну, Гудвин сквитался со мной, вдоволь поиздевавшись. Я полагаю, лучше начать сначала. Вы знаете, как мы ценим ваши способности и ваши
достоинства. Мы знаем, что вам не нужно расшифровывать некоторые вещи. Я думаю, вам не надо говорить, что мой приход сюда и вопросы по поводу
миссис Бриттон означают, что нас интересуют некоторые аспекты в расследовании убийства Марко Вукчича, что у нас есть причины полагать, что он
занимался деятельностью, которая непосредственно интересует федеральное руководство, что ваша дочь была связана с ним этой деятельностью и что
ее исчезновение даст повод для беспокойства. У нас пока нет доказательств, что вы каким то образом связаны этой деятельностью с Вукчичем,
деятельностью лояльной или подрывной.
Вульф фыркнул:
– Я не получал свидетельства о добродетели.
– Нет. И не должны. Могу также добавить, что я обсуждал этот вопрос с инспектором Кремером и он знает о моем визите к вам. Мы узнали об участии
миссис Бриттон в этом деле только прошлой ночью. Если учесть все обстоятельства, можно высказать два предположения по поводу ее исчезновения:
первое – она была вовлечена в эту деятельность тем же человеком или теми же людьми, что и Вукчич, и второе – она вела с Вукчичем двойную игру,
работая на коммунистов, принимала участие в организации его убийства, а затем для нее здесь стало слишком опасно. Достаточно ли оснований, чтобы
задать вам вопрос: когда вы ее видели и последний раз?
– Мой ответ не очень поможет. Четыре дня назад, в этой комнате, в понедельник вечером, около половины седьмого. Она была здесь не более десяти
минут. Она и слова не сказала о своем намерении исчезнуть или о причине для такого намерения. Из представленных вами двух предположений я
советую отбросить второе, но это не обязательно оставит только первое; есть еще и другие.
– Почему отбросить второе?
Вулф поднял голову:
– Мистер Шталь. Миазмы недоверия, отравляющие воздух, которым мы дышим, распространились так широко, что заставили вас совершить бессмысленный
поступок – пойти и осмотреть мою Южную комнату. Я бы хотел предложить вам уйти, но не могу позволить себе этот жест, потому что я дубина. Я
охочусь за убийцей Марко Вукчича уже восемь дней и барахтаюсь в болоте, поэтому если есть хоть какой то шанс, что вы можете протянуть мне
соломинку, я хочу этого и поэтому расскажу вам все, что знаю, о причастности миссис Бриттон к этому делу.
Он так и сделал и не стал возражать, когда Шталь вынул записную книжку и начал что то записывать. Под конец он сказал:
– Вы спрашивали, почему я советовал вам отбросить второе предположение – вот вам мой ответ. Вы можете сделать скидку на то, что вам диктует ваша
предусмотрительность. А теперь я бы очень оценил соломинку. С вашими правами и возможностями у вас наверняка найдется хотя бы одна, чтобы
протянуть ее мне.
Я никогда еще не видел и не слышал, чтобы он унижался, даже несмотря на напряжение, в котором он находился. Шталь, по видимому, тоже. Он
улыбнулся, и мне захотелось ему врезать. Он взглянул на ручные часы и поднялся. Он даже не дал себе труда сказать, что опаздывает на встречу.
– Это что то новое, – заявил он, – Ниро Вулф, цепляющийся за соломинку. Мы подумаем об этом. Если вы услышите что то от вашей дочери или о ней,
мы бы очень оценили, если бы вы поставили нас в известность.