Книги дОлеров впервые вышли, когда Ричард был еще маленьким. Свой экземпляр он зачитал до дыр, перелистывал снова и снова, заучивал родословия титанов, богов и кого там еще, а по большей части просто разглядывал картинки, давая им наполнять и формировать свой мозг. Картинки были в обычной манере малышовых книжек и оттого, наверное, поражали детские нейроны, как герпес. И, подобно герпесу, они латентно дремали в центральной нервной системе много лет. От внезапного контакта с обложкой вирус пробудился и стал контагиозным. Ричард приступил к магазинной полке, словно древний эллин, восходящий по ступеням Зевесова храма, и узрел книгу, ровно как ее помнил, только новенькую и нечитаную, с предисловием знаменитого современного писателя, тоже, видимо, бредившего ею в детстве. София, которая тащилась за Ричардом, держась за его ногу и вытирая нос о его штаны, ощутила в дядюшкиной реакции нечто сверхчувственное и заразилась. Ричард купил оба тома и после дня полного погружения вернул Софию родителям одержимым подменышем. Она, захлебываясь, рассказывала о тактике ликвидации Гидры, о рукавицах Утгарда-Локи размером с дом и упрекала старших, что те путают римские и греческие имена богов. Воистину велик был гнев Софии, когда обнаружилось, что книги забыли в экосумке «Хол Фудс». Воистину славным будет деяние дяди Ричарда, когда вечером, после амбулаторной процедуры, он заявится к молодому семейству с двумя томами дОлеров под мышкой.
А пока Ричарду надо было разрешить одну маленькую мифологическую путаницу, дабы София, призвав его к ответу, не уличила в невежестве. Дело касалось судеб и норн.
Сняв греческие мифы с полки в книжном магазине, он чуть ли не первым делом открыл предметный указатель и нашел фурий украдкой и немножко даже виновато. Ричард отличался тем, что у него не было совести или суперэго в обычном понимании слова. В его душе отсутствовал встроенный взрослый контроль. Однако на протяжении жизни у него было примерно десять серьезных романов. Каждый раз отношения постепенно портились по мере того, как дама узнавала Ричарда ближе и составляла полный перечень его изъянов. Некоторые держали свое мнение при себе до очистительного словоизлияния перед разрывом. Другие честно заявляли претензии в режиме реального времени. В любом случае Ричард помнил каждое слово через десятилетия после того, как дамы, надо думать, забыли о его существовании. Более того, мозг каким-то образом создал полностью автономные симулякры бывших, которые жили в голове у Ричарда вечно, говорили с ним в самые неожиданные моменты, реально влияя на его поступки и мысли. Прежде чем уволить сотрудника или пропустить чей-нибудь день рождения, он задумывался о последствиях: та или иная Муза-Фурия (как он их называл) сгустится из мозговых паров и выдаст несколько едких замечаний, от которых ему будет худо. Скрестить в одном сочетании муз и фурий было его собственной вольностью, отклонением от мифологической чистоты, за которое София (уже превращавшаяся в мини-Музу-Фурию) его бы отчитала. Идею эту Ричард носил в голове так долго, что различие между двумя категориями низших богинь для него стерлось. Теперь, заполучив в руки архикнигу, он решил, что полезно будет их посмотреть.
Термин «фурии» в указателе был просто перекрестной ссылкой на более правильное «эринии». Судьбы (мойры) толковались как «три старые богини, определяющие продолжительность человеческой жизни». Найдя «эриний» (богинь мести), Ричард перешел на страницу шестьдесят, где они упоминались впервые, и прочел, как души переправлялись через Стикс (на пароме, между прочим) и пили из Леты «под черными тополями», отчего забывали, кто они и что делали в смертной жизни. Отлично. Но дальше говорилось, что «великих грешников» ждали вечные муки под бичами фурий. Неприятно думать, что тебя будут вечно бичевать в наказание за грехи, которые ты забыл под темными тополями. Грешники в христианской версии ада хотя бы помнят, за что горят в вечном огне, но бедные бессловесные греки могли только мучиться, не зная, чем провинились, и не помня даже, что такое быть живым и не мучиться. Ричарду было не совсем ясно, может ли пост-Летейская душа вообще считаться тем же существом, ибо разве наши воспоминания не часть нас самих?
И все же была в этом какая-то глубокая правда. Ричард чувствовал иногда, что продолжает терзаться из-за давно забытых поступков поступков, совершенных, когда он не был собой теперешним. И кто не знал злополучных горемык, неудачников, вечно страдающих вроде бы ни за что ни про что?