И совсем незаметно робкая поначалу мыслишка выросла в страстное желание – увидеть на обложке «Мария Раевская»...
– Я пишу не историю своей маленькой личной жизни, а роман про семью, друзей, значит, про время... – защищалась Маша. – Не смейся!
– В тебе вдруг отозвалось, что ты выросла среди пишущих людей. Все наши друзья, твои детские стихи, дружба с мальчиками Любинскими... – высказался Юрий Сергеевич. – Смотри, Машка, желание увидеть свое творение напечатанным – страшная вещь!.. Забирает человека до косточек...
Маша обидчиво подкисла, но книгу дописала.
«...Я попыталась рассказать, какое золотое у меня было детство, какие замечательные, необычные люди меня окружали. Я могла бывсемнамраздатьмаски:Бабушка–великаяженщина,Дед—настоящийученый,папа—всеобщийдруг,мама—небывалаякрасавица,бабаСима—развеселаячастушечница,нуисебеявзялабымаску—Любимаядевочка.Янискольконехотеланарисоватьгорестнуюкартину–девочка,которуювселюбилитакпо-разному,чтоейприходилосьвсевремялавироватьмеждуродными.Нет,детствомоебылозолотымирозовым,полнымтакойлюбви,чтоядосихпорживуэтимзапасом.Бабушка,самыйглавныйчеловеквмоейжизни,нелюбиламаму.Онипочтинеобщались.Нуичто?Мнедажененужнобылопривыкатькэтому.Ведьксолнцуидождюнепривыкают,—онипростоестьивсе.Ияжилавтакойнегеилюбви,какмедвежонок,обернутыйвтеплуюмаму.Амоиотношениясмамойвовсенебылитривиальнойисториейолегкомысленнойкрасавице,которойнетделадодочери,атолькодосвоихроманов.Янемогусказатькокетливуюфразу:«Мамаменянелюбила»—и,стыдливотакпотупившись,обвинитьеевовсехсвоихнеудачах.Онабылатакая...грандиозная!Житьснейрядомужебылосчастье.Аиногдатрогательная,какребенок.Ядумаю,чточеловекутрудножитьстакойкрасотой.Ябылаоченьсчастливойдевочкой.Аеслинемноговрушкой,толишьпотому,чтовратьбылогораздоинтереснее,чемговоритьправду».
Вот такой получился конец. Поставив точку, Маша полюбовалась на свою совершенно настоящую книгу. И каждый вечер понемногу любовалась, а потом взяла и послала по электронной почте в самое большое питерское издательство. Послала и принялась нервно ждать. Отец, конечно, был, как всегда, прав – ее забрало. Да как еще забрало! В назначенные издательством три месяца никто не позвонил, Маша прибавила для приличия еще месяц и позвонила сама. Она намеренно выбрала время, когда была дома одна, но на всякий случай, словно кто-то мог посмеяться над ее возможным позором, заперлась в ванной с телефонной книжкой. В одной руке зажженная сигарета, чтобы немедленно затянуться для поддержания духа, а другой она набирала код России, Петербурга и, наконец, номер редакции, по которому четыре месяца назад велели узнавать о судьбе ее рукописи.Низкий женский или высокий мужской голос в трубке лениво произнес:
– Сейчас поищу...
Из своего американского далека Маша мгновенно глупо удивилась – почему ей ответили по-русски и почему таким сонным, совсем «неофисным» голосом.
– Как вы сказали, Мария Раевская? А название? «Питерская принцесса»?
Маша не была мнительной и никогда не подозревала подвоха. Но почему-то ей показалось, что голос на другом конце провода только сделал вид, что пошел куда-то узнавать, а сам положил трубку на стол и притаился. За ее, Машин, американский счет и ее собственные нервы!
– Мы вашу рукопись потеряли! Никаких следов! – радостно сообщил якобы вернувшийся голос.