Достаточно велик
Ты в последнее время в тени, Шеша. О тебе не слышно. Когда ты последний раз наведывался в Амаравати?[3] Нужен ли мне такой должник?
Все меняется. На лице Анатолия Григорьевича не дрогнул ни один мускул.
И то правда, как-то очень быстро согласился хозяин клуба, словно предыдущий вопрос был задан лишь для того, чтобы посмотреть на реакцию собеседника. Так какой услуги ты от меня ждешь?
Снадобья, способного разжечь любовь.
Неужели?
Не мне! брезгливо передернулся Шеша, заметив хитрую усмешку сидящего напротив юнца.
Зачем?
Я же сказал надо
Надеюсь, ты понимаешь, что это не панацея. Нельзя связать истиной любовью двоих, если они не частички одного целого. Точнее, связать-то чисто теоретически можно, но это не будет даже подобием любви. Мучительный, тянущийся на протяжении жизни союз, который не приносит ни удовольствия, ни счастья
Да уж, ты изрядно подпакостил человечеству, разорвав одно целое на две разнополые половинки, но мне не нужно приворотное зелье. У меня нет цели связать двух неинтересных друг другу людей
Людей? Тихий смешок и испытующий взгляд.
Не придирайся к словам! Все мы здесь в той или иной степени люди! Мне лишь нужно напомнить моему воспитаннику о его истинных чувствах.
А ты точно уверен, что знаешь о его истинных чувствах?
Я точно в этом уверен. Просто он охладел к той, которая предназначена ему кармой. Нужно только немного подтолкнуть. Заново разжечь затухающее пламя. Уверен, у тебя найдется, чем мне помочь.
Удивительно молодой хозяин клуба посмотрел внимательно, задумался, словно собираясь сказать что-то важное, но внезапно изменил свое решение. Выражение лица стало более легкомысленным, а в голосе прозвучала ирония.
Напомнить об истинных чувствах, говоришь? Это как раз можно. Но будь осторожен: понятие истины относительно.
Глава 1
На расстоянии вытянутой руки
Три недели спустя
Резкие, слегка угловатые черты лица, насмешливо вздернутая неровным шрамом бровь и тихий, ласкающий голос полутора часов, которые длилась лекция, мне решительно не хватало для того, чтобы насмотреться на Влада. На его занятиях всегда стояла тишина. Его слушали с замиранием сердца.
«Владислав Анатольевич словно гипнотизирует аудиторию!» как-то с придыханием поделилась однокурсница Маринка и влюбленно закатила глаза. Девчонки из нашей группы согласно закивали, но, пожалуй, лишь для меня эти слова имели смысл. Я и правда считала, что Влад умеет гипнотизировать, и держалась от него на расстоянии.
Моя попытка забрать документы из лицея почти месяц назад закончилась ничем. Елена Владленовна, льстиво улыбаясь, никуда меня не отпустила. Ее доводы были разумными, я не могла с ними поспорить и не показать, что знаю намного больше, чем должна, и поэтому осталась. Меня могло скомпрометировать письмо бабушки, и я его сожгла, а общение с Владом свела на нет.
Он не возражал.
Последний раз, когда мы с ним встречались тет-а-тет, я планировала уехать из лицея и сама поцеловала парня на прощанье. Жалела потом не раз. Прошло несколько недель, а я слишком хорошо помнила вкус его губ. Мы с Владом теперь пересекались только на его парах два раза в неделю, ну и периодически в столовой, но там он не отходил от Вероники.
Казалось, их любовь вспыхнула с новой силой. Я смотрела на обнимающуюся парочку и чувствовала, что от боли сжимается сердце. Как он мог? Сначала целовать меня, показывать звезды и учить держать равновесие, стоя на узких перилах крыши, а потом, словно ничего не произошло, смотреть влюбленным взглядом на другую?
После того вечера я словно перестала для Влада существовать и лишь изредка ловила задумчивый взгляд, когда парню казалось, будто я его не вижу. Как, например, сейчас. Я упорно делала вид, что записываю в тетрадь лекцию, но показное безразличие не помогало. Несмотря на все усилия, забыть Влада не получалось.
Не стоило этого делать, но я не удержалась: резко вскинула голову, пытаясь поймать его задумчивый взгляд, и утонула в черных смоляных глазах, чувствуя, как начинают гореть щеки.
Черт бы его побрал!
Иногда мне казалось, что Влад ждет этих пар не меньше меня. Здесь он вел себя иначе. Даже смотрел по-другому. Наверное, потому, что рядом не было Вероники. В аудитории мы находились почти наедине, если не считать, конечно, двадцати пар любопытных глаз.