Как мы бежали
Я не знаю, какого черта они к нам пристали, может, ограбить хотели, а может, им не понравились наши оранжевые шарфы, из-за которых незнакомый человек мог просто подойти и обнять тебя на улице. Но в любом случае, у нас было больше мотивации, чем у них мы спасали свою жизнь.
Лестница заканчивалась подпорной стенкой, несколько метров высотой. Выхода не было.
Прыгаем!
Земля ударила в ноги, из тоннеля рядом дуло как из аэродинамической трубы, нас высветило светом фар. Я подумал приехали, ещё бандиты но машина стала тормозить. На антенне была повязана оранжевая ленточка.
Водитель опустил стекло, я бросился к машине
Помогите! За нами донецкие гонятся!
Водитель незнакомый украинец, не раздумывал ни секунды
Садитесь
* * *
В машине было тепло, уютно, безопасно. Играла музыка хотелось закрыть глаза и открыв, увидеть что ты дома, в Нью-Йорке увидеть огни Бродвея или послушать тишину в ночном Центральном парке, куда я никогда не боялся ходить
Донецкие к вам привязались, да? мужик за рулём был полон праведного гнева. Вот, подонки. Но ничего, Ющ им покажет
Ограбить хотели сказал я денег требовали
Этих нам только не хватало засрали весь Киев. Я на Левый берег поеду, вам куда?
Просто до станции метро усталость от погони навалилась только сейчас, и спасибо вам большое.
Да не за что мужику было явно приятно помочь если мы друг другу помогать не будем кто поможет?
* * *
Мы снимали несколько расположенных рядом помещений в одном из офисных центров, который был устроен в правлении недавно обанкротившегося завода но у нас были арендованы площади и на территории, там хранили агитационные материалы и кое-какое имущество типа палаток и тепловых пушек, которые мы закупали на деньги донаторов и снабжали ими протестующих. Стоявший на входе вахтёр в этой удивительной стране завод может не работать, но вахтёр обязательно будет стоять знал меня в лицо, потому кивнул и освободил вертушку. Он был наш, оранжевый, кажется, с братом из-за выборов в смерть разругался. Это русские так говорят в смерть. Ну и украинцам. Он тут недалеко жил, мы иногда ходили к нему позвонить, опасаясь прослушки.
Что тут? спросил Бишоп
Горячий кофе, диван и даже есть аптечка. Устраивает?
Более чем устало сказал ЦРУшник а ты не ботаник, драться умеешь. И страха в тебе нет. Молодец.
Перестаньте. Я обычный парень. Просто родился не в самом лучшем районе Нью-Йорка.
Ты из Нью-Йорка?
Точно, сэр. Могли бы догадаться по кофе.
Хочешь, верь но я тоже из Нью-Йорка.
Откуда, сэр?
Гринвич-Виллидж. И перестань ко всем чертям называть меня сэром. После того, как ты огрел того парня, что хотел мне голову проломить ты имеешь на это полное право. Служил?
В армии? Нет.
Драться на улице научился?
На ней.
Значит, любишь игры в тёмных переулках?
Стараюсь не вляпываться Мы пришли.
Я отпер дверь своим ключом по правилам дверь всегда должна была быть заперта.
Девчонки у нас на троих парней в группе было восемь девчонок пили кофе. Увидев меня, они вскочили.
Эл, ты откуда? Господи
Местный моб прицепился. Знакомьтесь, это Бред, из посольства. Ему тоже попало. Кофе и аптечка не помешают
Убил бы за горячий кофе сказал Бишоп
* * *
Примерно через полчаса подъехала машина из посольства. Без дипломатических номеров, разгонная. В ней было двое морпехов из охраны посольства, один привёз шифрованный спецтелефон.
Бишоп коротко переговорил по нему я не прислушивался, но слышал. Ночью будет штурм майдана.
Эй, Эл
Найди меня в посольстве, завтра или послезавтра. Надо поговорить.
Окей.
А пока дружеский тебе совет запри все двери и носа на улицу не высовывай. Целее будешь.
Бишоп махнул рукой и в сопровождении морских пехотинцев начал спускаться вниз по лестнице
Это кто? спросила неслышно подошедшая Стася. Она заканчивала Гарвард и здесь была по их гранту.
Так, помощник посла.
У нас уже все есть. В Нью-Йорке бы мне не светило с такой цыпой, а тут пожалуйста. Когда женщин восемь, а мужчин всего трое у них включается инстинкт соперничества. И добиться своего намного проще. В нью-йоркском баре Стася потянула бы на девять из десяти как минимум. А я вряд ли бы и до семёрки дотянул. Но борьба за демократию вызывает зверское желание потрахаться.