Однако мы несколько отвлеклись от темы. Итак, если Марья творила чудеса направо и налево (точнее, она их вытворяла!), то не стоит думать, что её брат был в этом отношении паинькой. Иван появился на свет первым, раньше сестры на целых 15 минут, поэтому, как старший, был человеком более вдумчивым и ответственным. Все его проделки имели солидную научно-техническую подоплёку и, если родители замечали, что в глазах у мальчугана появляется задумчивое выражение, то это был сигнал к готовности номер один: что-то да будет. Юный чародей умел задавать такие вопросы и делать такие выводы, что весь учёный совет самого засекреченного в мире Института, в котором продолжал трудиться архимаг, наверняка спасовал бы перед этим пятилетним мальчуганом. Однажды, в гостях у знакомых, Ивана заинтересовала черепашка. Маленькая, морщинистая, флегматичная, она наверняка не ожидала такого повышенного внимания к своей персоне: мальчик просто не отходил от неё. Вскоре родители обнаружили интересную картину: Иван полз рядом с черепашкой, сверяясь со спидометром, неизвестно где и как раздобытым. Животное выглядело вполне довольным и даже проявляло некоторое неудовольствие, когда их разлучили, прервав эксперимент. Дома призванный к ответу Иван честно ответил, что им двигало не стремление к баловству, а чисто научный интерес, а потом задвинул несколько опешившим родителям теорию о том, что черепаха, по его компетентному мнению, вовсе не такой тормоз от природы, как мы это себе представляем, просто время, в котором она существует, течёт иначе, чем наше. А там, в привычном для неё измерении, она ого-го, рысака орловского обгонит! Стас задумался и вскоре отец и сын на пару чертили графики, прикидывали, спорили, покрывая лист бумаги малопонятными бывшей филологине цифрами и чертежами. Лея и Марья переглянулись, дружно хмыкнули и ушли на кухню, оставив своих мужчин заниматься этим непонятным, но, очевидно, доставляющим обоим удовольствие делом.
Научные изыскания Иван, естественно, тут же продолжил и в Тридевятом царстве. К знакомству со Змеем Горынычем Лея готовила детишек с некоторой осторожностью (а ну как напугаются?). Как выяснилось немного позже, пугаться стоило как раз Горынычу, поскольку явление трёхголового приятеля вызвало не только бурный восторг у младшего поколения волшебников, но и научное любопытство у его мужской части. Иван крепко задумался, откуда внутри Змея берётся огонь, а сердобольная Марья ещё и добавила в оный маслица, вопросив, а не вредно ли это для данного индивидуума? В результате совместно проведённой акции по спасению реликтового сказочного персонажа Горыныч неделю икал как заведённый, зато приобрёл новую для себя способность пускать дым красивыми колечками. При этом именно он уговаривал потом архимага не ругать двойняшек и ни в коем случае не наказывать (впрочем, подобного в их семье заведено и не было). История закончилась тем, что Стас объяснил обоим магам-недоучкам, как устроены сказочные драконы и что Горынычу и Гордее точно ничего не грозит и ничего в их крепких организмах улучшать не надо. Несмотря на это небольшое недоразумение, оба трёхголовых приятеля архимага и магички души не чаяли в малышах и частенько устраивали для них воздушные экскурсии в заповедные уголки Тридевятого царства, так что вскоре о двойняшках знало, кажется, всё его население. И не только: из Шамаханского царства прибыли с визитом и подарками Шамсия и Фармазон, Дед Мороз со Снегурочкой зачастили к Яге, и тоже с гостинцами, да такими чудесными, что оба сорванца просто попискивали от восторга: самодвижущиеся санки, коньки-скороходы, не говоря уже о мороженом всех сортов и всевозможных сладостях (Лея ворчала, Дед Мороз похохатывал и отмахивался от её воспитательных эскапад). Марья Моревна, Синеглазка и оба Ивана Царевич и Черномор и вовсе почитали малышню практически собственными детьми, и, если бы им позволили, избаловали бы их совершенно. (Синеглазка сперва немного переживала, что маленькую Марью назвали в честь морской царицы, и ревновала даже, но потом согласилась, что в привычном для Стаса и Леи мире Синеглазка Станиславовна звучало бы несколько непривычно, и успокоилась. Зато оба Ваньки были невероятно довольны!) Однако, к чести двойняшек, стоит заметить, что они ни капли не спекулировали всеобщим обожанием, никогда ничего не клянчили и никого не использовали в корыстных целях. Если были виноваты признавались, но тут же выдвигали аргументы, объясняя, почему поступили так, а не иначе. От архимага, кстати, оба переняли некоторую суровость нрава. Откликались оба только на «Иван» и «Марья», никакие уменьшительно-ласкательные прозвания не признавали.