Здесь, в Париже, она представала перед ним в новом обличье... по-видимому, хотела быть причисленной к совсем иной категории. К чему ему брать на себя этот труд, подумал Литлмор; он привык смотреть на нее именно так... не может же он теперь, после стольких лет знакомства, начать смотреть на нее иначе. И не станет ли она скучной? Миссис Хедуэй трудно было заподозрить в этом грехе, но если она задалась целью сделаться другой, вдруг она станет утомительной? Он даже испугался, когда она принялась толковать об европейском обществе, о его сестре, о том, как то-то и то-то вульгарно. Литлмор был неплохой человек и любил справедливость, во всяком случае не меньше, чем любой его ближний, но в его душевный склад входили и лень, и скептицизм, возможно, даже жестокость, заставлявшие его желать, чтобы сохранилась былая простота их отношений. У него не было особого желания видеть, как "поднимается" женщина, он не возлагал особых упований на этот мистический процесс; он уповал, что женщинам не обязательно "падать" обойтись без этого и вполне возможно, и весьма желательно, - но думал, что обществу только пойдет на пользу, если они не станут "meler les genres" [смешивать жанры (фр.)], как говорят французы. Вообще-то он не брался судить о том, что именно хорошо для общества, на его взгляд, общество было в довольно плохом состоянии, но в правильности этого суждения он был твердо убежден. Смотреть, как Нэнси Бек берет старт на большой приз, - что ж, это зрелище может развлечь, если смотреть со стороны, но стоит из зрителя превратиться в участника спектакля, тут же попадешь в неловкое и затруднительное положение. Литлмор не хотел быть грубым, но миссис Хедуэй не мешало понять, что обвести его вокруг пальца не так-то легко.
- Конечно, если вы захотите чего-нибудь, вы этого добьетесь, - сказал он в ответ на ее последнее замечание. - Вы всегда добивались того, чего хотели.
- Но я еще никогда не хотела того, чего я хочу сейчас... Ваша сестра постоянно живет в Лондоне?
- Сударыня, ну что вам моя сестра? - спросил Литлмор. - Такие женщины, как она, не в вашем вкусе.
Наступило короткое молчание.
- Вы не уважаете меня! - вдруг воскликнула миссис Хедуэй громким, почти веселым голосом. Если Литлмор хотел, как я сказал, сохранить былую простоту их отношений, она, по всей очевидности, была готова пойти ему навстречу.
- Ах, дорогая миссис Бек!.. - вскричал он протестующе, хотя и не очень уверенно, случайно употребив ее прежнее имя. В Сан-Диего он никогда не задумывался над тем, уважает он ее или нет, вопрос об этом просто не возникал.
- Вот вам и доказательство - назвать меня этим противным именем!.. Вы разве не верите, что мистер Хедуэй был мой муж? Мне не слишком везло на имена, - добавила она с грустной задумчивостью.
- Я чувствую себя крайне неловко, когда вы так говорите. Это дико. Моя сестра почти круглый год живет за городом, она недалекая, скучноватая и, пожалуй, грешит кое-какими предрассудками. А у вас живой ум, широкий взгляд на вещи. Вот почему я думаю, что она вам не понравится.
- Как вам не стыдно так плохо отзываться о своей сестре! - воскликнула миссис Хедуэй. - Вы как-то говорили мне в Сан-Диего, что она очень милая женщина. Как видите, я не забыла этого. Вы сказали еще, что мы с ней одних лет. И вам не совестно будет не познакомить меня с ней? Посмотрим, как вы из этого выпутаетесь. - И хозяйка дома рассмеялась без всякой жалости к Литлмору. - Меня ничуть не пугает, что она скучна. Быть скучной - так изысканно. Во мне уж слишком много живости.
- И слава богу! Но нет ничего легче, чем познакомиться с моей сестрой, - сказал Литлмор, прекрасно зная, что говорит неправду.