У обочины
Ведут дороги через некрологи
сквозь этот мир, как зеркало, кривой.
Когда в пути отказывают ноги,
резоны есть подумать головой.
Что впереди? Безумие построит
мираж прекрасный в небе голубом.
А позади Таращиться не стоит,
чтоб соляным не сделаться столбом.
К чему спешить и, взбрыкивая шумно,
адресовать Всевышнему упрёк?
По рассужденью, право же, разумно
одолевать дороги поперёк.
Вздох
Красиво жить никто не запретит,
и конкурент потерпит пораженье,
коль ваш здоровый волчий аппетит
способно укротить воображенье.
Вы из мечты воздвигнете Парнас
на месте бань в районе хулиганском.
И на черта́ вам сдался ананас,
который вдруг не плавает в шампанском?
Когда же вас на избранном пути
шутя пленит заезженная тема,
вы мимо блага можете пройти,
бродя в садах картонного Эдема.
Поскольку вам до гроба далеко,
вы насладитесь отзвуками бала
и редкий шанс отвергнете легко
в погоне за мерцаньем Идеала.
И брань Фортуны вас не возмутит,
хоть каши просят стёртые ботинки.
Красиво жить никто не запретит,
когда вы мирно смотрите картинки.
Витязь
Сквозь страх и ропот людей,
сквозь жар песков и снега́
во имя верных идей
я пёр с мечом на врага.
Железным был я внутри,
но между ратных проблем
мыслишки две или три
ко мне проникли под шлем.
Уныл я стал и угрюм,
повел сумбурную речь
Когда смутился мой ум,
тогда сломался мой меч.
Я к Богу сделался глух
и сдался женщине в плен.
Смирился гордый мой дух,
согнулся крепкий мой член.
Хоть гнев уже не кипит,
но, помня шумный успех,
пока хозяйка храпит,
я тайно чищу доспех.
Притча
Без личного спортивного участья,
удачу не умея оценить,
обрел я как-то крошечное счастье,
которое не принято хранить.
Попробовал его я на зубочек,
нашел в нем эстетический изъян
и, спрятав это счастье в коробочек,
забросил коробочек в океан.
Судьба с тех пор то плачет, то смеется,
держа меня ревниво на мели.
Большое счастье в руки не дается,
а маленькое волны унесли.
Альтернатива
Под флагом застыть парадно
и выглядеть, как в кино,
живому порой отрадно,
а мёртвому всё равно.
К певичке прижаться тесно
и с нею упасть в кровать
живому бывает лестно,
а мёртвому наплевать.
Улавливать слухи чутко
о бойнях внутри страны
живому до колик жутко,
а мёртвому хоть бы хны.
Когда от битья и крика
мотается голова,
живому такое дико,
а мёртвому трын-трава.
Терпеть, когда рядом кодла,
глумясь, досаждает всем,
живому грешно и подло,
а мёртвому без проблем.
В гробу или в славной банде,
неметь или складно врать
вопрос лишь, в какой команде
изволите вы играть.
Шут
Я кривлялся, напялив дурацкий наряд,
я похабщиной души терзал,
я штаны приспускал, демонстрируя зад,
и от хохота корчился зал.
Лишь один, скорбным ликом толпу заслоня,
с беспокойством и болью смотрел на меня.
И поник я, как раб от удара кнута.
Зал притих. Каждый к месту прирос.
И тогда я пропел о страданьях шута,
вызвав реки сочувственных слёз.
Лишь один не заплакал. Как будто виня,
он с печальным укором смотрел на меня.
И глаза мне застлала багровая мгла,
и в безумии я возроптал
и, придя в исступленье, крушил зеркала,
и осколки ногами топтал.
Все бежали в испуге. Но, верность храня,
из осколков он грустно смотрел на меня.
Инсинуация
Известно, что бараны
не ходят в рестораны,
где могут на паркете
копытом наследить,
но среди лжи и блуда
стремятся лечь на блюдо,
изысканной диете
желая угодить.
Пасясь на скудных травах,
в дебатах о приправах
бараны лбы расквасить
спешат семь раз на дню
и ждут с волненьем часа,
нагуливая мясо,
чтобы собой украсить
воскресное меню.
Пастушеским стараньем
чадит в мозгу бараньем
сознанье, что их нежат
и зорко стерегут.
Им велено трудиться
(в том смысле, что плодиться),
и тем, которых режут,
и тем, кого стригут.
Поэтому бараны
не ходят в рестораны,
где вспыхивают драки
и музыка плоха.
Но всё же, как ни странно,
влачат из ресторана
хозяйские собаки
бараньи потроха.