И ещё. На это всё специальные средства, мы с тобой оговаривали. А деньги для Александра в татарском шкафчике, ключ от которого, я уверена, он никогда не забудет. Это моя воля, только ему и только на музыку».
Неверующие родители всё сделали, кроме мелкой могилы: по санитарным нормам это запрещено, странно, бабушка была медиком, она должна была это знать. А я всё ждал, когда придут музыканты сыграть на бабушкиных похоронах. Везде звучала музыка, я её слышал. Слышал ровно до тех пор, пока мама не сказала:
Нет никаких музыкантов! нервно вскидывая кисти, воскликнула она. Не-ет! И не было никогда, была шизофрения
Как нет? Ведь я же их
А ведь я их, правда, никогда не видел.
Тогда до меня дошло. Бабушке всегда хотелось петь, как служить единственному, высочайшему слушателю. И музыканты будто были за нею, только их вырезали. Ножницы судьбы.
Удивительно короткий гроб. Лицо её с нарумяненными щёчками в траурных кружавчиках. Странное, словно бы притворное выражение его поразило меня. Я присмотрелся и услышал музыку.
А ключик нашёлся легко. Тайное это место знали только мы с ней.
Кума-Кума | Иван Гобзев
Послушай, да хватит уже вести себя как маленькая девочка! Ты не маленькая девочка!
Почему это?
Да потому что тебе сто пятьдесят два года!
Ну и что? Ты хочешь сказать, я выгляжу на свой возраст?! А сам-то старик, выглядишь на сорок пять!!!
Она обиделась. Схватила сумочку, выскочила и хлопнула дверью.
Ивану Андреевичу и правда было немало сто восемьдесят пять, только сегодня исполнилось, и он годился ей в отцы. Да и выглядела она на двадцать.
Но сегодня был его день рождения, а она, придя, спросила:
Что ты мне подаришь?
Ужин в ресторане? предложил он.
Опять?!
Но Послушай, милая, сегодня же мой день рождения
Что?! Вот как? То есть, ты сейчас попрекаешь меня своим днём рождения? Эгоист!
И вот тогда она упала в кресло и принялась изображать рыдания. А он ей про маленькую девочку Зря он это, конечно, в нашем мире к людям надо быть снисходительнее, особенно к тем, кто перевалил за сотню. Потому что, хоть мы и научились жить вечно, мозг-то всё равно стареет быстрее, чем восстанавливается
Она ушла.
И к счастью!
Потому что Иван Андреевич решил: с него хватит.
Хватит каждодневного лубезяро торопо и хуземяки лапору!
Сегодня, когда объявили обеденный перерыв, он, поднимаясь из-за стола, вдруг замер. Замер на месте в такой вот полувставшей позе и схватился за голову. Нет, у него ничего не заболело, он просто неожиданно осознал всю трагичность сложившегося положения.
Вот уже сто пятьдесят лет пять дней в неделю он ходит в этот офис и делает лубезяро торопо. Ровно в девять приходит, ровно в пять уходит, перерыв на обед с двух до трёх, часто дедлайны, когда надо работать сверхурочно и даже в выходные. А по выходным давно опостылевшие развлечения
И всё одно: лубезяро торопо, лубезяро торопо, лубезяро торопо. Однажды, впрочем, начальство пошло ему навстречу и предложило заняться хуземякой лапору. В итоге, он стал заниматься и тем, и тем и перестал видеть разницу. Да, он на хорошей должности, у него отличная зарплата, его любят и уважают, у него самая красивая девушка в Солнечной системе. Но камон! В сто восемьдесят пять у него нет семьи и даже постоянного дома! Он как вечный подросток Всё ждёт чего-то и ждёт. А ничего и не происходит!
И что дальше? Тысячелетия? Вечность?
Он похолодел от ужаса. В чём смысл? Зачем? Разве для этого рождён человек? Это же какой самообман иллюзия жизни! Жить, чтобы зарабатывать деньги для того, чтобы дальше жить, чтобы зарабатывать деньги для того, чтобы дальше жить, чтобы
Иван Андреевич! С вами всё хорошо? его размышления прервала начальница отдела по корпоративным связям.
Да-да, Марина, всё хорошо
Ей было всего шестьдесят три, но выглядела она по моде на двадцать. Хотя сейчас среди прогрессивной части общества популярна другая тенденция выглядеть на свой возраст. Потому что это естественно. Иван Андреевич был отчасти согласен с этим: сам он выглядел на сорок с чем-то быть юношей в своём возрасте казалось ему странным. Его начальник, Семён Иолактович, считал иначе и ходил в теле шестнадцатилетнего, хотя по слухам ему перевалило за четыреста.
Марина придерживалась средневековых взглядов, то есть изо всех сил хотела нравиться своей внешней, физиологической стороной.