Как-то, уже став взрослой, встретили мы с мамой, этого дядю Борю. На мои слова, что с ним кроме постели ничего и быть не могло, мама сказала:
А ты знаешь, для женщины даже одна только любовь в постели, иной раз бывает счастьем!
Так это же иной раз! возразила я.
Мне, кажется, мама, отчаянно цеплялась за все, искала свое женское счастье везде. Уж, какое попадалось.
Чаще бывало другое несоответствие: Любовник женат, а она женщина свободная. Такая любовь счастливой бывает редко. . И главное, врывалась в ее жизнь, как вихрь! Правда, также, как вихрь и исчезала. Позже, когда мы с мамой говорили о нем, я сказала:
На что ты рассчитывала? Ведь он иностранец, через полгода его командировка закончится! Или ты думала, что он увезет тебя с собой?
Ни на что не рассчитывала, спокойно ответила мама, ты, когда влюбляешься по уши, на что-то рассчитываешь? Если рассчитываешь, то это не любовь, а охота на мужа!
Да, влюблялась она всегда отчаянно! По уши! Не думая.
Игнесес был испанец. И послан на полгода в наш университет, даже не в аспирантуру, а для подготовки кандидатской диссертации. В их университете такой темы не было. А в нашем была.
Они в коридоре случайно встретились. Кудрявый красавец с огромными серыми глазами, и моя мама в строгом брючном костюме все же завкафедрой- моя всегда красивая и всегда молодая мама! Хотя ей уже было слегка за сорок.
И все! И понеслось. Каждый день, по утрам у двери нашей квартиры стояли цветы. Не букеты, нет, именно просто цветы. Но какие! Где он их только брал. Когда он звонил маме, он сначала ей пел очередную серенаду. Когда мама открывала дверь квартиры, чтобы его встретить, он таким же вихрем бросался ей целовать руки, обцеловывая каждый палец, в порыве, казалось, безумства, переходил к плечам, шее Все! Сейчас полетит вверх платье и тут прямо в прихожей начнется неудержимый секс!
Но . мама еле останавливала его, показывая за спину, где стояла я, чтобы поздороваться. Нет! Это был не порыв сумасшествия, это просто у него означало «Здравствуй! Я пришел! Потому что он без перерыва бросал мне: Привет! и спокойно проходил в комнату. По-русски он говорил очень плохо, понять невозможно. Поэтому разговаривали на английском.
Это была красивая любовь! Ничего просто так не проходило. Все было как-то романтично обставлено прогулки, катания на лодке, где он у ног мамы опять же ставил купленные где-то корзинки цветов. Я не была у него на квартире, которую он арендовал на время своей командировки, и где у них проходили их вечера и ночи, но мама потом мне говорила, что без новых цветов в их постели не проходила ни одна ночь.
Кончилось все не так красиво. Но по-своему тоже элегантно. Раздался звонок телефона.
Вы такая-то? спросил женский голос на английском.
Да, ответила мама
Я жена Иглесиса. Нам нужно встретиться.
Мама от ужаса о том, что сейчас будет, онемела. Встретились в кафе.
Вы что, не знали, что он женат? спросила молодая смуглая женщина.
Сначала, нет. честно ответила мама.
А когда узнали?
Когда узнала, уже любила. А остановиться не получилось.
Но вы же понимали, что любите женатого мужчину, чужого мужа!
Понимала. Но, знаете, любовь как-то правилам не подчиняется! Каждый день давала себе слово. Что все!
Да, вы красивая женщина, и перешла к делу Ну, и как его делить будем? Вам верхнюю часть, мне нижнюю? Да, у него еще и член есть, тоже резать будем?
Даю вам слово: больше, я его не увижу! сказала мама.
Это точно. Я ведь за этим сюда и прилетела. Его забрать. Друзья на ушко нашептали, чем он здесь занимается. Остатки кандидатской пусть пишет у себя дома.
Да, на любовь маме везло. Даже в шестьдесят три года, когда мне с моих сорока казалось, что пора перестать думать о мужчинах, у нее случилась «лебединая песня». Впрочем, сколько я ее помню, каждая песня казалась ей лебединой. Ведь годы шли. Так вот, в шестьдесят три, появился капитан дальнего плавания, неизвестно откуда появившийся в нашем сухопутном городе. Брутальный такой красавец, лет на пятнадцать мамы моложе. Мама, надо сказать, и в свои шестьдесят с плюсом, была красивой, стройной и очень ухоженной. Все-таки вращалась в профессорских кругах. Их роман продолжался пять лет. Не знаю, что там было у него, но мама цвела, как восемнадцатилетняя девчонка. Правда! Она как бы сразу с десяток лет скинула. Он появлялся раза два, три в год, в перерывах между плаваниями. То есть, в среднем, через четыре, пять месяцев. Но если иметь в виду, что первые месяца два до расставания, она безутешно страдала, а за месяц до его приезда все дни была занята покупками и примеркой новых нарядов, походами в солярий и прочими женскими заботами, так, можно сказать, что перерывов в их романе не было.