Переписка. 19311970 - Михаил Александрович Лифшиц

Дьёрдь Лукач, Михаил Лифшиц

Переписка. 19311970 гг

Публикация: В.М. Герман, AM Пичикян, В.Г. Арсланов

Предисловие: В.Г. Арсланов

Перевод писем, написанных на немецком языке: Г.П. Агальцев

Приложение (составление и комментарии): А.С. Стыкалин

Примечания: А.С. Стыкалин (при участии Г.П. Агальцева, В.Г. Арсланова, А.П. Ботвина)

В подготовке к публикации текста переписки принимал участие Д.Катунин

В подготовке к публикации архивных документов принимали участие А. Колин и С. Корсаков

Издание подготовлено Архивом Лифшица и Институтом Лифшица

ООО «Издательство Грюндриссе»

e-mail: info@grundrisse.ru

http://www.grundrisse.ru

© ООО «Издательство Грюндриссе»

© Архив РАН Архив Д. Лукача

© В.Г. Арсланов, предисловие

© А.С. Стыкалин, В.Г. Арсланов, А.П. Ботвин, составление, комментарии

© Г.П. Агальцев, перевод с немецкого

Предисловие

«Гибель правды есть ее победа» (Философия и этика Д. Лукача и Мих. Лифшица в свете их переписки)

В.Г. Арсланов

Переписка Дьёрдя (Георга) Лукача[1] и Мих. Лифшица имеет, на мой взгляд, не только историческую, архивную ценность. Ее пронизывает тема, которая стала центральной для начавшегося XXI в.  гибель Великого освободительного проекта, от Сократа до Маркса, по словам Ю. Хабермаса. Как жить в этом «после»?

Написав приведенные в заголовке слова, Мих. Лифшиц продолжает: «насмешка истории есть победа над ограниченностью, половинчатостью правды»1. Ученым тартюфам и шутам гороховым наших дней не приходит в голову, что своими издевательствами над Лениным и революцией они прокладывают дорогу «второй иронии истории». Как и во времена Рабле, их опрокинут не козни соперников и не грубое насилие, а прежде всего, для начала аристофановский юмор. На этом основан мир, согласно тому марксистскому «Логосу», создать который Лифшиц мечтал совместно с Лукачем еще в 1940-е гг. (о чем свидетельствует их переписка). Но обязательное условие будущей победы постижение ограниченности не лжи, не заблуждения (что само собой разумеется), а ограниченности самой объективной истины, правды.

Они сошлись, будучи во многом противоположными натурами. Небольшого роста, сухой, с неизменной сигарой в руке и крупный красивый мужчина, куривший только во время войны и только махорку2; один «good sleeper»[2], другого всю жизнь терзает злая бессонница. Ученый немецкой складки, «не имеющий души» (известные слова Лукача о себе), автор многотомных исследований, поражающий своей продуктивностью, и «мечтатель», «поэт», «эпикуреец», отделывающий свои произведения «под лак», как стихотворение, и затем бросающий написанное в корзину. Да, сказал однажды Лукач, я знаю, что я плохой писатель, но все же я не такой хороший писатель, добавил он, имея в виду Лифшица, который вообще ничего не пишет. Но «плохого писателя» «Frankfurter Allgemeine Zeitung» почтительно именует «марксистским Паскалем» (см. об этом тоже в переписке), а эссеистика Лифшица практически неизвестна на Западе, хотя Лукач (в письме от 8 ноября 1957 г.) признается Лифшицу: «не могу не выразить и с моей стороны восхищения Вашим анализом. Удивительно, как в нем мировоззренческое непрерывно переходит в художественное и наоборот. Так должно бы быть всегда но кто может это делать, кроме Вас? По крайней мере, мне это удовлетворительно удавалось только очень редко».

Различны и посмертные судьбы двух мыслителей. После смерти Лукача создан государственный Архив Лукача (на базе его квартиры и библиотеки) с несколькими штатными сотрудниками, издающий труды философа. В демократической России готовые к изданию архивные работы Лифшица не получили ни одного гранта на издание3 (исключение финансовая поддержка Хельсинкским университетом книги «Диалог с Э. Ильенковым»). Российская академия художеств отказалась провести заседание, посвященное 100-летию ее действительного члена. Архив Мих. Лифшица, подготовивший, в частности, настоящее издание небольшой коллектив поклонников творчества философа, не имеющий ни официального статуса, ни финансовой базы.

Но эти факты не могут заслонить главное то, чем эта дружба способна согреть современного человека. Дочь Е.Ф. Усиевич вспоминала об удивительной атмосфере поистине аристофановского умного и светлого веселья, которая возникала, когда встречались эти люди, участники «течения» 1930-х гг., выброшенные из литературы и оклеветанные. Не менее удивительно и другое.