Все случилось очень быстро. Благо, мама не успела настрадаться, наблюдая окончательную деградацию близкого человека. Белка, черти, психушка, апельсины в сеточке, куриный бульон в стеклянной банке, бессмысленный взгляд, тихое забытье и смерть на казенных накрахмаленных простынях. Удивительно, как жизнь целой семьи держится на одном человеке, как вращается вокруг него. И странно, что этого никто не понимает, пока стержень не ломается, и все рушится, как карточный домик. Сергей остался вдвоем с мамой, она все так же вела прием пациентов, все так же ругалась на надоедливых старух и симулянтов, все так же выписывала рецепты и ненавидела свою работу. Она стала очень мнительной, дерганой и теперь следила за каждым его шагом, волновалась, переживала. Это был ад. Сергей не привык, что мать контролирует каждый его шаг, и злился. Не надо было злиться, надо было понять. А потом она заболела, и – никакой надежды. Она хотела жить, она пыталась сопротивляться, но понимала, что сделать ничего невозможно. Сергей, как мог, постарался облегчить ее страдания. Жутко было столкнуться с системой и унизительно выклянчивать обезболивающее. Тухлое государство даже рецепты строгой отчетности зажимало, тухлому государству было плевать, что человеку больно. С тех пор Сергей ненавидел государство, эту неповоротливую, бездушную машину. Он ненавидел медицину, хотя служил именно ей. Он стал циником. И до сих пор не понимал, как сам не сломался. Видно, бабуля стержень в него вложила железобетонный. В период душевной рези, когда от боли непроизвольно слезились глаза, он почему-то вспоминал не отца с мамой, не деда, а бабулечку.
Бабуля, милая, славная бабуля, она стала для Сережи идеалом женщины, хранительницы семейного очага. Может, поэтому у него с Сашкой и не сложилось? Жена оказалась страшной эгоисткой, с утра до вечера холила себя, любимую, требовала постоянных признаний в любви и подтверждений ее неотразимости, вела себя, как королевна, подай-принеси. Заботиться о Сашке было приятно. Особенно первое время. Он легко нацепил на себя роль мужа и балдел от гордости, что каждую ночь обнимает богиню. Вскоре выяснилось, что богиня любит развешивать на спинках стульев свои лифчики и чулки, бреет ноги, выщипывает брови, ковыряет в носу и никогда не закрывает дверь в туалет, когда садится на унитаз. Впрочем, неважно, он готов был терпеть маленькие недостатки и дурные привычки, сам не ангел, но хотелось и взамен что-то получать, а Саша лишь брала и ничего не отдавала. Даже в постели она вела себя, как пластмассовая кукла, бесчувственная и холодная. У Шахова после года совместной жизни комплекс неполноценности развился из-за того, что он не может ее расшевелить. Оживала она лишь на вечеринках и светских раутах, куда в обязательном порядке таскала и его. Зачем таскала? Сергей так и не понял. Как и не понял, почему она согласилась выйти за него замуж. Не расчета ради, точно. Денег у Сашки было достаточно, чтобы ни в чем себе не отказывать. Отец позаботился и обеспечил дочурку на всю оставшуюся жизнь. Любви тоже особой не было, а ради престижа можно было подыскать себе мужичка посолиднее, нефтяника какого– нибудь или банкира. Да и посимпатичнее. Скорее всего, Саша просто страдала в глубине души страшным комплексом Мэрилин Монро, поэтому и выбрала себе в мужья такого субъекта, как он, чтобы блистать на его невзрачном фоне. Поблистать ей удалось года три, больше Сергей не выдержал и подал на развод. Саша развод восприняла болезненно, билась в истерике, кидалась в него антиквариатом. Откуда столько эмоций взялось и энергии? Угомонилась Сашка, лишь когда разбила свой красивый лобешник о деревянную спинку кресла, случайно, но довольно сильно.