Сорокин Владимир
Владимир Сорокин
Сережа с Олей успели как раз вовремя - человек тридцать родственников, друзей и сослуживцев Николая Федоровича стояли в начале главной аллеи кладбища, ожидая автобуса.
Дождь только что перестал, кругом было мокро.
Еще издали, проходя через грязно-желтые каменные ворота, Сережа заметил Ермилова, стоявшего с краю толпы в окружении родных. Маленькая Машенька неподвижно прижалась к его ногам, держась за руку. Софья Алексеевна стояла в обнимку с другой дочерью - пятнадцатилетней Катей.
Пройдя небольшую площадь, усыпанную окурками и прочим мусором, Оля с Сережей подошли к толпе.
Оля первая приблизилась к Ермилову, дважды поцеловала в бледные ввалившиеся щеки, прошептав:
- Господи...
Сережа, опустив книзу хрустящий целлофаном букет белых гладиолусов, подошел к Софье Алексеевне, неловко пожал ее безвольную худую руку, поцеловал; Илья Федорович сам шагнул к нему, обнял, тихо говоря:
- Здравствуй, Сереженька.
Подошла Нина Тимофеевна, обняла Олю, давясь слезами, стала целовать ее. Сережа шагнул к Ермилову. Они обнялись.
- Я уж боялся вы не успеете... - с трудом проговорил Ермилов.
- Мы телеграмму ночью получили, - быстро вполголоса ответил Сережа, поправляя очки и глядя в осунувшееся лицо Николая.
Черноглазая Машенька, не отпуская отцовской руки, с испуганным интересом разглядывала Сережу. Придерживая букет, он наклонился к ней, обнял за плечико:
- Здравствуй, Машенька. Ты не помнишь меня?
Девочка молчала, прижимаясь к отцу.
- Дядю Сережу помнишь? - проговорил Ермилов, гладя Машу по голове.
- Помню... - тихо ответила девочка.
Подошли Пискунов, Локтев, Виктор Степанович, Саша Алексеевский с Юлей. Оля и Сережа стали здороваться, молча пожимая протянутые руки. Сзади послышался слабый шум машины, и в ворота медленно въехал белый автобус с сидящими внутри музыкантами. Подрулив к стоящим, он остановился, обе двери открылись, и музыканты стали неторопливо выходить со своими инструментами.
Илья Федорович кивнул близстоящим мужчинам:
- Пойдемте...
Они подошли к автобусу сзади, вылезший из кабины шофер открыл багажную дверцу и стал помогать доставать обернутые марлей венки.
Их было три.
Подошла Юля, принялась снимать с венков марлю.
Музыканты тем временем стояли небольшой группой чуть поодаль, а их пожилой лысый руководитель, держа в опущенной руке новую серебристую трубу, о чем-то договаривался с Ильей Федоровичем, жестикулируя свободной рукой.
Оля подошла к Сереже, стала поправлять сбившийся на букете целлофан:
- Зачем они Машеньку-то взяли... совсем ребенок...
Сережа молча пожал плечами.
Вскоре венки были разобраны, автобус выехал с территории кладбища и стал за оградой у обочины.
Илья Федорович кивнул, и шестеро мужчин с венками медленно тронулись вперед по идущей вглубь кладбища аллее. Толпа двинулась следом. Выстроившиеся сзади музыканты подняли инструменты, и первые такты похоронного марша Шопена разнеслись по омытому дождем кладбищу. Оно было большим и старым, поросшим толстыми высокими липами и тополями, раскидистые кроны которых тихо шелестели над головами похоронной процессии.
Редкие капли падали сверху.
Одна из них скользнула по сережиной щеке. Он вытер щеку рукой. Оля со скорбным лицом, с опущенной головой шла рядом с ним. Впереди двигалось семейство Ермилова. Софья Алексеевна держала его под правую руку, Машенька шла неотрывно рядом, обняв левую.
Катя с бабушкой шли, чуть поотстав.
Аллея тянулась все дальше и дальше, кругом были сплошь могилы - новые, старые, ухоженные и заброшенные, с крестами и гранитными постаментами, с оградами и без.