Это было уже слишком.
И она пришла. Некоторое время она незаметно стояла под сенью дубов в своем сером плаще с капюшоном. Человек покончил с рыбой, бросив в костер лишь ее обглоданный костяк, и теперь стоял на коленях, грея руки над крохотным язычком пламени и грудой угольев. У него были обветренные грубые черты лица, а волосы подернуты сединой – сухощавый усталый человек, пахнущий железом, ибо рядом с его коленом лежал меч. Направляясь к нему, она готова была дать волю своему гневу, но он сидел так тихо и робко для такого большого человека, так жалостно льнул к теплу, окруженному великим мраком леса, что она лишь удивилась – откуда он взялся и зачем, рискуя столь многим во имя столь малого. Но ее опередили. Вокруг его костерка мелькали и в негодовании шипели тени. Однако, похоже, он не замечал их, оставаясь глухим к их ропоту и ослепленный пламенем, к которому он льнул.
– Тебе бы следовало быть поосторожнее, – сказала она.
Одним движением он схватил свой огромный меч и выпрямился.
– Нет, – тихо откликнулась она, двигаясь ему навстречу. – Нет, я здесь одна. Я увидела твой костер.
Меч так и остался полувынутым из ножен. До этого самого мгновения он ничего не слышал и не замечал. В чаще мелькнула серая фигура, словно луч лунного света, настолько смутная, что он вполне мог ее не заметить, ослепленный пламенем, но чтобы его так подвел слух?!
– Кто ты? – спросил он. – Ты, наверное, будешь из Ан Бега?
– Нет. Я живу здесь. Я редко выхожу отсюда. Убери свой меч.
Он был сбит с толку, а такое с ним редко бывало. Он не понимал, почему продолжает сидеть, когда нужно подняться с мечом в руке, но после первых же слов незнакомки он словно лишился силы воли. Голос звучал ровно и спокойно. Он никак не мог различить его тембр или определить возраст его владелицы, не удавалось ему и разглядеть фигуру в темноте, однако он механически вернул меч в ножны. Руки у него похолодели.
– Пристраивайся, если хочешь, – сказал он, указывая на огонь. – По крайней мере тепло. А если хочешь есть, поймай себе рыбы. Я уже съел все, что у меня было.
– Я не нуждаюсь в пище, – незнакомка приблизилась так бесшумно, что даже листик не шелохнулся, и устроилась с краю прогалины на поваленном дереве, которое заслоняло костер от ветра. – Как будет твое имя?
– Сначала скажи мне свое, – ответил он.
– У меня много имен.
Мало‑помалу земляной холод забирался в человека все глубже, а язычок огня уменьшился и стал совсем тусклым.
– И каким же будет хоть одно из них? – спросил он, потому что он был из тех людей, которым на все вопросы нужны ответы, даже если последние не сулят им ничего хорошего.
– Я замечала, как ты появлялся здесь и ходил в моей округе, – ответ прозвучал так тихо и безмятежно, что его с легкостью мог заглушить шелест листьев. – И не я одна видела тебя, знаешь ли ты это? До сегодняшней ночи твоя поступь всегда была легкой и неслышной; но сегодня ты обосновался здесь – неужто ты намерен остаться? Нет, не думаю. Ты гораздо мудрее.
Она различала суровые черты его лица. Когда‑то оно было красивым, но годы и шрамы оставили на нем свои следы, его отшлифовали солнце и ветер, и теперь оно вполне гармонировало с его телом, спутанными волосами, лохмотьями одежды и потемневшим безнадежным взглядом глаз. Что касается его, она не знала, какой он ее видит: чаще всего люди видят то, что хотят видеть. Возможно, она казалась ему каким‑нибудь изгоем, вроде него самого, или воином в доспехах оттуда, из‑за реки. Его рука так и не отпустила рукоять меча.
– Зачем ты пришел? – наконец спросила она.
– Ищу убежища.
– Что? В моем лесу?
– Тогда я уйду из твоего леса настолько быстро, насколько смогу.