Он побеждал богов и помогал изгнать Владык Хаоса, он жаждал мира, но не доверял тому миру, что настал, он ненавидел чуждые глаз и руку, хотя они много раз спасали ему жизнь и также спасли и Лиум-ан-Эс, и Бро-ан-Вадаг, и даже сам Закон.
Но даже Корум, чья судьба была столь нелегкой, изведал счастье при виде того, как возрождается его дом — замок Эрорн, поднявшийся на мысу, где он и стоял много веков, пока Гландит-а-Краэ не разрушил его до основания. Корум помнил каждую мелочь, каждый уголок старого дома, и радость его росла по мере того, как рос замок. Вскоре стройные красноватые башни вновь устремились в небо, нависнув над неистовым зеленовато-белым морем. Волны разбивались о прибрежные скалы, плясали в огромном гроте, — словно ликуя от счастья, что Эрорн прекрасен, как прежде.
Внутри замка гений искусников из Глас-кор-Гриса возвел чудо-стены, менявшие форму и цвет при смене погоды или ветра; журчащие водяные струи наигрывали мелодии в хрустальных фонтанах, сделанных в виде музыкальных инструментов, — и каждый звучал по-разному. Однако даже мастерам Глас-кор-Гриса не под силу оказалось возродить полотна, статуи и манускрипты, создававшиеся веками — при Коруме и его предках, — ибо Гландит-а-Краэ уничтожил все, как уничтожил и обитателей замка — отца Корума, принца Клонски, мать Колаталарну, сестер, двоюродных братьев, а также всех слуг.
При мысли об этом Корум чувствовал, как вскипает в нем ненависть к мабденскому графу. Тела Гландита не нашли среди погибших при Халуиге, не были найдены и его денледисси. Гландит исчез; может быть, он и его люди нашли свою смерть в далеких краях. Только неимоверным усилием воли сумел Корум забыть, не думать о Гландите — о том, что тот сделал. Он старался сосредоточиться на мысли, как сделать замок Эрорн еще прекраснее, чтобы супруга его и возлюбленная — Ралина, маркграфиня Алломглилская — пришла в восхищение и забыла ужас того мгновения, когда им предстал ее родовой замок, разрушенный Гландитом с таким тщанием, что лишь груда камней осталась от него на отмели под горой Мойдел.
Джери-а-Конел, редко позволявший себе подобные сантименты, был без ума от замка Эрорн. Эрорн, утверждал он, рождает поэтическое вдохновение, — и Джери пристрастился к сочинению сонетов, которые весьма настойчиво читал Коруму и Ралине. Еще он написал вполне сносные портреты Корума в алом плаще и Ралины в платье из синей парчи, а также целую галерею автопортретов, которые развесил почти во всех залах замка Эрорн. Любимым же развлечением Джери стало изобретать себе новые наряды, и скоро у него набрался огромный гардероб; дошло до того, что он попытался придумывать новые шляпы, хотя был чрезвычайно привязан к старой и любил ее больше всех. А его черно-белый кот летал по комнатам, но больше дремал в самых неподходящих для этого местах.
Так проходили дни.
Побережье, где стоял замок Эрорн, славилось мягкостью зим и прохладой летних месяцев. Два, а то и три урожая в год собирали здешние крестьяне; в зимнюю пору почти не бывало стужи, а снег выпадал крайне редко, разве что в самый холодный месяц. В иной год снегопадов не бывало вовсе. Но в ту зиму, когда завершилось строительство замка, снег лег очень рано и все сыпал и сыпал, погребая дубы, березы и сосны под своим сверкающим бременем. Снежный покров был настолько глубок, что местами мог скрыть с головой конного воина, и почти не таял под лучами яркого кровавого солнца, стоявшего на безоблачном небе, — а то, что все-таки таяло, с лихвой восполнялось новым снегопадом.
Во всем этом Коруму чудилось зловещее предзнаменование. В замке было тепло и уютно и вдоволь еды; время от времени воздушный корабль привозил к ним гостей из соседних, недавно отстроенных замков.