Человек медленно откинул одеяло и прислушался, стук затих, но через минуту вновь повторился. Он встал с кровати и медленно, опираясь на стены, прошёл через кухню в сени, неотапливаемую часть дома, выполнявшую роль прихожей, а затем к уличной двери.
Подойдя, ещё раз прислушался.
Открывай, Ванечка, это я, Кормчий! раздался голос рядом с улицы.
Сейчас, мигом, ответил человек и отодвинул щеколду.
Дверь открылась, и в прихожую вошёл полноватый мужчина пожилого возраста. По виду гостя, одежде и золотой цепочке от карманных часов, свисающей сбоку, можно было сделать вывод, что он достаточно богат и обеспечен. На его высокомерном, но несколько женоподобном и обрюзгшем лице отражались забота, сострадание, искреннее внимание и неизвестные опасения.
Ты один, милый Ванечка? уточнил вошедший мужчина, назвавший себя Кормчим.
А кому у меня ещё быть? вопросом на вопрос ответил хозяин избы.
Записку я получил, только сразу приехать не смог. Пойдём внутрь избы, расскажешь, что с тобой стряслось, какая хворь тебя настигла, сказал мужчина и прошёл в избу.
Как только гость повернулся спиной к Ванечке, мимика на его лице сразу изменилась. На смену заботе и состраданию пришло брезгливое и пренебрежительное выражение по отношению к хозяину дома.
Страшно мне, и болит всё, не смерть ли меня ожидает из-за этой кражи, наказал меня Господь за неправедное дело, заявил Ванечка, закрыв щеколду и вяло следуя за гостем.
Гость, не отвечая на вопрос, вошёл в залу избы, встал на колени напротив красного угла с иконами и картинками святых и начал что-то беззвучно шептать, осеняя себя крестным знамением.
Затем он встал и, посмотрев на хозяина избы, тихо заявил: «Не волнуйся, Ванечка, не переживай, милый мой голубь. Наши образы не оставят тебя в беде, верь им. Ложись в постель, рассказывай о беде».
Больной медленно и дрожа прошёл по комнате и лёг на деревянную кровать, укрывшись одеялом. На его лбу появился обильный пот. Кормчий присел рядом с лежащим в изголовье, на табурете, в глубоких раздумьях.
Говори, Ванечка, что случилось, милый мой, внимательно слушаю тебя, заявил гость, вытирая пот со лба больного полотенцем.
Батюшка Кормчий, что со мной? Почему я так плохо себя чувствую? Внутри всё жжёт как адский огонь, о котором ты рассказывал на радениях. Ноги и руки отказывают, голова разрывается. Ты же обещал, что этот порошок мне ничего дурного не сделает! задал вопрос Ванечка в некоторой истерике.
Не волнуйся, Ванечка, не переживай, милый. Наши образа помогут тебе, в них большая сила. Молись батюшке-искупителю Кондратию и верь в хорошее, сам не заметишь, как всё пройдёт. Помни наставления искупителей, только через труд и страдания можно к вечному счастью прийти, заявил гость, встал и поклонился углу избы, где находились изображения.
Плохо мне, Кормчий, не помогают образа. Боюсь умереть. Врача бы мне?
Ты, Ванечка, не болен, просто переживаешь. Это всё у тебя от нервной горячки. Дело ты сделал нужное, для общины полезное, вовек тебя наши братушки не забудут, ответил человек, внимательно наблюдая за больным.
Скажи мне, Кормчий, зачем тебе эти бумаги, для какого дела? уточнил Ванечка, судорожно облизывая обезвоженные губы.
Для великого дела они нужны, Ванечка. С этими бумагами мы наше время приблизим, наши враги станут друзьями, а друзья слугами нам. Появится армия в сто сорок четыре тысячи праведников и сотворит справедливый суд над грешным миром. Верь в это, не сомневайся, ответил Кормчий.
Верю! Однако доктор заводской приходил, присылали его с завода. Сказал, что болен я, только чем не сказал. Обещал аптекаря прислать с настойками и лекарствами, помощь обещал. Что скажешь, Кормчий? Как мне быть? задал вопрос больной, страдальчески заглядывая в глаза сидевшему возле него человеку.
На безбородом лице гостя ничего не отражалось, ни малейшей гримасы жалости или сострадания. Глаза Кормчего пытливо наблюдали за больным, как будто бы пытались оценить и определить, сколько же ему осталось жить на этом свете.
Доктор, говоришь, приходил. Смотри, не давай ему себя полностью осматривать, помни о своей тайной печати. Я тебе нашего доктора приведу, общинного, вот он тебе и поможет, а заводского даже на порог больше не пускай. Аптекарю тоже не открывай, все они грешники. Только вред тебе принесут, милый мой Ванечка, ответил Кормчий.