Только бы не Ар-ну, подумалось маленькому Гаги.
Ха, опять представляю себя будто со стороны. Это рассмешило меня, я дернул длинной головой.
Мягкая почва слегка пружинила под тройными копытцами, мелкие ночные существа с возмущением старались убраться с дороги. Судя по вони, где-то попался в заросли деревьев очередной незадачливый путник.
Да, примерно полдня тому, я принюхался и тряхнул волнистой гривой от отвращения. Хоботками нюхлей помогал слабым ручкам, раздвигая особо спутанные заросли мальвинок, они мне были тогда до холки.
В случае опасности легко спрячусь, подумалось внезапно.
Не просто мысли. Опасность просто растекалась в ночном воздухе. Она пряталась в дальних и ближних зарослях. Она летала на кожистых крыльях, и была мгновенной смертью с небес, где так красиво светила Тропа Предков. Каменное крошево в небесах сегодня дошло вправо от далеких гор до конца, значит скоро обратится назад, и пойдет влево в своих вечных как мир качелях. Одни Предки знают, почему дальний узкий край Небесной Дороги все время неподвижен. А в узелковых книгах завязаны с десяток сказок про волшебство Тропы и Кол в небе.
Как говорит дядя Арги, мы так считаем дни и тропы по изменениям в Небесной Дороге. А еще дядя говорит, что от нее отражается свет нашего солнца. Это страшный грех повторять за ним такую ересь. Уж в школе селения точно не рады будут тому, что глупый маленький Гаги рассказывает о мыслях дяди. Так и представляю сердитую и молчаливую вытянутую физиономию Наставника. А с другой стороны, Арги же мне дядя по матери! Как говорит Книга Предков:
Дядя светильник ногам твоим!
Наша мать в ритуале отдает только что проклюнувшееся яйцо с маленьким иппо своему старшему брату, и тот становится всем для малыша в этой жизни.
Пока думал об этом и фыркал, представляя как буду оправдываться перед Наставником, дошел до источника звуков. Кто-то слегка стонал от боли, и с трудом шевелился в ближайших зарослях белесых деревьев.
Нас с ранних когтей учат не приближаться к ним. Дружок мой, Нани, говорил про сладкий запах, что сбивает путника с дороги, и заставляет бездумно идти прямо в заросли. Вот еще, поверю я в это! Все знают, что мелкие существа просто на бегу влетают в воздушные корни. И погибают, проткнутые засохшими ветвями.
Не знаю, что меня сподвигло идти на слабый шум, ведь там вполне мог оказаться хищник. Тем более, что помочь я почти ничем не мог, пока ручки слабы на третьем цикле Тропы. Но что-то вело меня, какое-то предчувствие.
Осторожно приближаясь к белесым стволам, каждую секунду готовый отпрыгнуть, нюхлями отодвинул последние самые слабые мальвинки, и вышел на голое место у деревьев. Страх сжимал бешено колеблющееся сердце, нюхли превратились в два полукружия. Напружиненные ножки готовы бежать, бежать, бежать!
В страшных зарослях угадывался смутно знакомый силуэт. Да это же Игга!
Воздух выпустил облегченно и шумно, даже больно стало влажным нюхлям. Слегка расслабился, и тут же напрягся от простой мысли:
Как ее теперь вызволить?
А если ее богатый дядя Инни узнает, что я не помог малышке, он же бросит старого Арги на съедение хищникам. Ну, или лишит заслуженного пайка. Все знают, кто шепчет в уши Наставникам. Его влияния хватит, чтоб моего дядю вышвырнуть из общества, а это верная смерть.
Игга, ты слышишь меня? почти шепотом позвал девочку.
Слегка всхлипывая, уставилась своими громадными лиловыми с чернотой глазами.
Гаги? не веря пролепетал ребенок. А я вот попалась, ногу зажало.
Глаза заблестели, мы так плачем. Влага бесценна, мы не можем ее тратить зря.
Ладно, ладно, проворчал я, отчаянно думая, чем бы мог помочь ей. Крутясь по сторонам в поисках хоть чего-то похожего на длинную палку, натоптал полянку. Деревья недовольно стали поскрипывать, ощутив сотрясения почвы, явно добыча была рядом.
Замри, Игга! прошептал, отступая чуть ближе к мальвинкам. Давай, я сбегаю за взрослыми!
Не оставляй! отчаянно дернулась она, окончательно пробуждая страшный лес.
Зашумело, заскрипело, заурчало. Ужас объял меня, почти все мысли исчезли. Из самой чащи на нас смотрели злые красные глаза костяной змеи.
Она спешила, чувствуя удачу, мясо само пришло к ней на ужин. Щелкая дырчатыми сочленениями внешних позвонков, она цеплялась за гущу ветвей, что шумели встревоженно и скрипуче. Ее глаза не меняли направления, голова несла их к цели, в то время как все тело жило будто своей жизнью, прихотливо извиваясь среди бело-голубых стволов и ветвей. Страшная пасть стала медленно, как в ночном кошмаре, открываться, обнажая ряды зазубренных и загнутых внутрь челюстей, вложенных как матрешки друг в друга.