Ххорошо Губы едва шевелятся. В зеленых глазах Инны помимо страха и отчаяния вижу свое разъяренное отражение. Я сейчас уйду. Можно мне воды?
Несколько секунд сверлю ее уничтожающим взглядом, а потом разворачиваюсь на пятках, топаю на кухню. Беру стакан, наливаю воду изпод крана, выпиваю. Уф, какой же это кайф, чувствовать, как по стенкам пересохшего горла стекает прохладная живительная влага!
Наливаю второй для Инны.
Дверь хлопает!
Со стаканом воды в руке и чертовски неприятным подозрением почти бегом иду в гостиную. Ребенок спит, Инки нет!
Сс Идиотка! Как можно оставить собственного ребенка в чужом доме с незнакомым мужиком?
Швыряю стакан на полку, вода расплескивается. Плевать.
Бегу на выход, распахиваю дверь.
Инка, ору на весь подъезд, с ума сошла? Ребенка забери!
В ответ внизу хлопает подъездная дверь.
Зараза!
А из глубины квартиры вдруг раздается детский рев. Ну, приехали.
Возвращаюсь в гостиную. Тот пацан, что мирно сопел несколькими минутами ранее на моем диване, слез с него и сейчас безобразно кривится, оглядывается и громко ревет, стоя посреди незнакомой гостиной. Светлые волосы взлохмачены, по лицу бегут слезы и сопли, руки опущены вниз, кулачки сжаты. А еще, кажется, он штаны промочил. Они у него подозрительно двухцветные.
Я бы тоже обделался, если бы уснул дома, а проснулся неизвестно где.
У меня, конечно, бывает, что я просыпаюсь не у себя дома, а у какой-нибудь цыпочки, но я, как бы, взрослый мужик, это естественно и чаще всего приятно, а пацану, еще недавно от грудного молока отученному, наверное, жуть как страшно попасть в чужую квартиру к незнакомому дядьке.
Эй, чего орешь? перекрикиваю пацана, морщась от крика и усилившейся головной боли. Вернется твоя мать. Сейчас пробежится до угла и вернется.
Я очень на это надеюсь, иначе
Что делать иначе я не знаю. Для меня дети как инопланетяне я их не вижу, но знаю, что они есть. Я не против мирно сосуществовать на одной планете, главное, чтобы ОНИ меня не трогали.
А тут вот один из них стоит передо мной в мокрых штанах, орет. И его мать заявила, что это мой сын? Ага. Щас. Ничего общего.
Хочешь орать ори, машу на него рукой, может, докричишься до своей кукушки.
Разворачиваюсь и иду на кухню. Ищу в аптечке обезболивающее. Набираю воды в стакан, кидаю таблетку. Сажусь за стол и тупо смотрю на шипение и выпрыгивающие из стакана пузырьки.
Прислушиваюсь, ожидая услышать сквозь детский рев трель дверного звонка.
Таблетка растворилась, а Инка так и не вернулась. Ну, погоди, кукушка, найду, получишь по полной и от меня, и от опеки. Ты хоть понимаешь, что оставила своего ребенка в опасности? А это подсудное дело, дорогуша.
Залпом выпиваю лекарство. Со стоном сжимаю черепную коробку двумя руками что есть силы. Рев раздражает и без того больной мозг, не дает сосредоточиться и придумать что делать. Санька, дружок мой, както перед отъездом в отпуск сдавал собаку на две недели в гостиницу для животных, а детей куда сдают? Бабушкам и дедушкам? Увы, нет таких. Тетка разве что.
Приходится идти искать телефон и заранее настраиваться на объяснения с тетей. Сто пудов начнется допрос, откуда взялся ребенок. И дурачком ведь не прикинешься, возраст не тот и положение.
Громко всхлипывающий Матвей переместился с центра гостиной на диван. Точнее, ногами стоит на полу, пузом лежит на диване и трется лицом об обшивку, вытирая слезы и размазывая сопли по ткани. Меня передергивает от брезгливости. Не сяду больше на этот диван!
Наорался? равнодушно спрашиваю, проходя мимо. Номер матери случайно не знаешь?
По нарастающей снова начинается рев. Будто ктото крутит ручку громкости.
Понятно.
Где это гребаный телефон? Хоть бы кто позвонил, чтобы узнать, как я себя чувствую после вчерашнего, а я бы так определил, куда вчера кинул сотовый.
Ну да, жди. Кому ты нужен, Шведов, в это время суток?
Телефон отыскивается в спальне в ворохе скинутой ночью одежды.
Меняю халат на домашние спортивки и футболку. Заваливаюсь на кровать, снизив "громкость" закрытой дверью. Такто лучше тише и не так болезненно для мозга.
Первым делом листаю контакты. Чем черт не шутит, вдруг не удалил номер Инны? Но пролистав контакты на несколько раз, понимаю, что все бесполезно. Номера нет.
Пацан затих. Опять, наверное, диван метит.
Звоню тетке.
Алё? слышу вечно уставший голос сестры покойной матери.