Все равно ничего не было видно и не имело ни малейшего значения, в какую сторону двигаться. По лицу хлестали мокрые ветки, мы увертывались от деревьев, перепрыгивали через невесть откуда выскакивавшие пни. Я оглянулся метрах в пятидесяти наша обитель тускло мерцала пустыми глазами оконных проемов. Успела мелькнуть мысль: "Если там есть электричество, то…" и я с размаху налетел на что-то огромное и очень острое. Забор из колючей проволоки. Осторожно перебирая по проволоке руками, мы двигались вдоль забора. Вдали показался свет фонаря. Идти стало легче. Мы уже не держались за проволоку, а только друг за друга. Деревья расступились, впереди, под фонарем, мы увидели фанерный щит с надписью:
ОХРАНЯЕМЫЙ ОБЪЕКТ ПРОХОД КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕН
НАРУШИТЕЛИКАРАЮТСЯПОЗАКОН
Вокруг фонарного столба валялись разбитые бутылки, пожухлые газеты, консервные банки. Какой-то зверек вроде белки мелькнул между кустами, взлетел на дерево, глянул вниз, испугался и исчез. Господи! Где же это мы? Я поднял бутылку из-под пива и с трудом разобрал: "Калининский пивоваренный завод". В Калининской области мы, что ли? Мы продолжали двигаться вдоль забора. Время от времени я наклонялся, чтобы прочитать название газеты, это были все обрывки "Правды". А вот что-то незнакомое "По ленинскому пути", орган Солнечногорского райкома КПСС и так далее. Это уже легче. Лидочка нашла школьную тетрадку "Ученика 6-го класса школы № 2 гор. Солнечногорска Слепугина Альфреда". Значит, Солнечногорск. Октябрьская железная дорога. Только где она сама, эта дорога?
Мы все шли и шли, наверно, целый час. Лидочка сказала:
- Там поезд, и указала мокрой варежкой вперед.
Я ничего не слышал, вероятно, все-таки оглох немножко.
Действительно, вскоре мы вышли на проселочную дорогу, которая привела нас к железнодорожному полотну. Минут двадцать мы шли по шпалам, потом еще минут двадцать ждали электричку в здании вокзала. Билеты было покупать не на что, и я всю дорогу следил не покажется ли контролер: уж очень не хотелось топать на полпути в милицию. Лида в пути старалась пробудить к жизни мои речевые способности, используя ей одной известный метод гипноза. И когда через час мы подъезжали к Москве, я уже мог извлечь из себя кое-какие петушиные ноты.
Часы Ленинградского вокзала показывали ровно полночь, когда мы, отстояв полчаса в очереди, садились в такси в городском транспорте ехать без билета в это время суток было невозможно…
Я думал, что Меркулов разнесет дверь на куски или сорвет ее с петель от волнения он не мог справиться с замком.
- Константин… Дмитриевич… Заплатите… пожалуйста… за… такси… выдавил я из себя.
Меркулов обвел нас безумным взглядом старого мельника и закрыл лицо руками.
Меркулов встретился с полковником Пономаревым ранним утром на Ленинских горах. Было довольно прохладно около нуля. И хотя сильный ветер уже приутих, моросил холодный дождь и серая гладь Москвы-реки подернулась серебряной рябью.
- Валерий Сергеевич? окликнул Меркулов плотного мужчину в кожаном коричневом пальто и кожаной коричневой шляпе.
- Константин Дмитриевич? улыбнулся Пономарев, рассматривая следователя внимательными светлыми глазами. Прошу извинить, что заставил вас тащиться в такую даль. Но здесь два преимущества: мне близко от дома, вам подальше от нашей конторы. Знаете, неважно себя чувствую. Слабость, одышка, высокое давление… На службе не был целую неделю. Мне "дед" Цапко про ваши дела рассказал. Одним словом, как вы?
- Я-то? попытался отшутиться Меркулов. На пятерку с плюсом!
- Ну-ну, с сомнением сказал Пономарев, этой бодрости, я чувствую, добавил вам наш общий знакомый… Василий Васильевич Кассарин.
- О нем мне бы и хотелось потолковать.
- Ну что ж, сказал Пономарев, понимаю, давайте поговорим.