И ещё один важный момент. Кем бы ты меня ни считала, но я обычный оперативник, не Шерлок Холмс. И я не умею по кучке табачного пепла вычислять убийцу. К тому же я буду действовать один а раскрытие преступлений, как правило, результат слаженных действий целой команды.
Но у тебя же есть я! в сердцах воскликнула Катя.
Есть. И, поверь, мне бы меньше всего хотелось, чтобы ты влезла в это дело, заключил я.
Тогда что мы будем делать? растерянно спросила она.
Для начала сходим поедим в столовую. У меня есть талоны на завтрак, я с тобой поделюсь. Потом ты останешься здесь, а я пойду к своему начальнику.
Он тебя отпустит?
Попробую уговорить, без особой уверенности сказал я. Если не отпустит напишу заявление о собственном уходе. Семейные дела для меня намного важнее службы.
Катя снова прильнула ко мне, и я вдруг ощутил, как во мне зарождается настоящая братская нежность. Быть может, это заговорила частичка души настоящего Быстрова. Я понял, что не смогу подвести Катю, что из кожи вон вылезу ради неё и порву всех врагов на британский флаг.
И пусть я видел её первый раз в жизни, но уже любил как сестру, которой у меня никогда не было в той жизни.
Я обнял девушку, сквозь одежду почувствовал заострившиеся лопатки у неё на спине.
Ты сильно похудела, сестричка! Наверное, голодала там у себя, в Питере.
Ты тоже не похож на Гаргантюа, улыбнулась она. Выглядишь совсем как Паташон: такой же высокий, худой и задумчивый.
Тогда пойдём, исправим это.
Мы отправились в столовую. К моему удивлению, сестра не столько ела, сколько любовалась мною, тем, как я уплетаю кашу, сваренную на чём-то вроде технического масла или какой-то другой гадости, способной вызвать приступ дикой изжоги, как пью несладкий компот, как вытираю рот за неимением салфеток и полотенец тыльной стороной руки.
Ты очень изменился, братишка, вдруг проговорила она. Возмужал, повзрослел. Ты сейчас так похож на папу.
Извини, я его тоже не помню.
Понимаю, закивала она. Это всё проклятая контузия.
Катя спохватилась:
А эта твоя амнезия Она не помешает тебе?
Знаешь, у неё какой-то избирательный характер. Всё личное из памяти стёрто, как грифель с аспидной доски, а вот то, что касается работы зафиксировалось намертво. Так что не переживай, сестрёнка: на моих профессиональных качествах амнезия не сказалась.
После завтрака я оставил её у себя в комнате. Потом пришёл к Степановне, предупредил, что ко мне приехала сестра и что она какое-то время поживёт со мной.
Я сразу поняла, что это ваша родственница, сказала вахтёрша. Не волнуйтесь, никто вашу сестрицу не побеспокоит.
Спасибо, Степановна! Я чмокнул пожилую женщину в щёчку, и та просто расцвела от удовольствия.
Дальше мне предстоял визит к Смушко, но сначала полагалось доложиться непосредственному начальнику Гиберу.
Выслушав меня, он кивнул:
Пиши заявление, я согласую. Если Борисыч заупрямится хотя это вряд ли, скажешь мне, я его уломаю. Удачи, Быстров!
Начальник губрозыска Смушко сидел в кабинете и говорил по телефону. Увидев меня, он кивнул и показал взглядом, чтобы я присаживался, подождал, пока он не закончит беседу.
Я не слышал, о чём говорит невидимый собеседник Смушко, но с каждой фразой лицо начальника мрачнело всё сильнее и сильнее. Кажется, ему сообщали плохие вести.
Закончив, он положил трубку и повернулся ко мне.
Здравствуй, Быстров!
Здравствуйте, товарищ Смушко.
Я положил своё заявление перед ним.
Это что такое? с подозрением спросил он.
Заявление на отпуск по ранению.
Какому ранению?
Этому, я осторожно опустил ладонь на повязку.
Ты же сам отказался от госпиталя! удивился Смушко.
Товарищ начальник губрозыска, скажу честно: ранение это всего лишь повод. У моей сестры большие неприятности в Петрограде, по обвинению в убийстве арестован её муж. Хочу попросить у вас две недельки, чтобы съездить и во всём разобраться.
Значит, так просто съездить в другой город и разобраться? хмыкнул Смушко.
Ну да, повёл плечом я. Кроме сестры, у меня больше не осталось родных. Кто ей поможет, если не я?
Смушко приподнялся, с грохотом отодвигая стул. Подошёл к окну, зачем-то посмотрел в него, а потом принялся ходить по кабинету, заложив руки за спину.
Отпуск, говоришь? спросил он, остановившись.