В четвертом, поправил Куртка.
Хорошо, в четвертом. Отринули веру, стали эсером.
Левым эсером, опять поправил Куртка.
Да, конечно. Весной восемнадцатого от эсеров ушли, к большевикам пришли. Воевали с белогвардейцами, контужены. Сейчас один из лучших оперативников МУСа.
Верно, хлопнул себя по коленям Орехин. Верно, черт побери. В самую точку, тезка Аз.
Теперь я знаю, насмешливо сказал Куртка. Вы Шерлок Холмс.
Нет, конечно, нет. Шерлок Холмс сейчас непременно бы выложил, каким путем он узнал всю подноготную о товарище в куртке. Я же умолчу.
Хорошо, хорошо, пусть так. Но все же, чем вы занимались прежде, гражданин? Оболикшто окончательно решил заменить сердечное ты бездушным вы.
Окончил Императорское правоведческое училище. Служил в санитарном отряде на Галицийском фронте. Ранен, контужен. После революции работал по заданию партии.
Какой? спросил Куртка.
Где? одновременно спросил тезка Он.
Партии большевиков. Куда посылали, там и работал.
Понятно, протянул Оболикшто. Хорошо, спрошу по-другому: опыт работы в уголовном сыске есть?
Небольшой. Когда учился, доводилось помогать Владимиру Ивановичу.
Какому такому Владимиру Ивановичу?
Яценко. Следователю.
Не знаю такого сказал Оболикшто. Пожалуй, поспешно сказал.
Он по уголовным делам специалист, не по политическим.
По уголовным, что ж, по уголовным люди бывали и неплохие. Он как, послужить новой власти не хочет?
Владимир Иванович Яценко пропал без вести, сухо сказал Арехин.
Бывает, бывает. Зато ты вы, то есть, теперь здесь. С людьми у нас сложно. Иной начитается книжечек про Ната Пинкертона и летит к нам, приключений ищет. А у нас служба. Попробовал бы Пинкертон но продолжать не стал, только рукой махнул. Махнул и задел стакан, хорошо, подхватить успел.
Мы тут немножечко С устатку Вы как?
Я не устал, отказался Арехин.
Брезгаешь? с дивана сказал Куртка. К шампанскому привык?
Я вижу, у вас тут партизанщина протянул Арехин.
Изредка случается, согласился Оболикшто. Когда особо тяжелый день.
Тяжелый день?
Я ж говорю, Пинкертону такое и в кошмаре не снилось. Бандитизм небывалый. Да что говорить, завтра сами увидите.
Завтра?
Ну, сегодня день, можно сказать, на исходе, опять же секретарши нет. Потому всякую бюрократию отложим до завтра. Времена такие без бюрократии нельзя. Зачислить на службу, паек, жалование. Паек наш не чекистский, но прожить можно. Потом насчет обмундирования. Его, как такового, нет, но кое-чем из самого необходимого пособим. Но, возможно, вы в одежде не нуждаетесь?
Не нуждаюсь, согласился Арехин. Во всяком случае, сейчас.
Хотя Оболикшто с сомнением осмотрел пальто Арехина, сшитое, правда, еще в 1917 году, но у лучшего парижского портного и из лучшей английской материи, и, что еще главнее, практически не ношенного. Кашемировый шарф и лакированные туфли с блестящими шотландскими калошами добавили сомнения. Нам ведь по чердакам шуровать приходится, по подвалам.
В канализацию спускаться, добавил Куртка, по говну ходить.
Как-нибудь, ответил Арехин. У меня есть полевая форма.
Офицерская? ехидно спросил Куртка.
Разумеется.
Ничего, главное, чтобы без золотых погон, примирительно сказал Оболикшто.
Арехин не стал говорить, что полевая форма и золотые погоны несовместны. Зачем? Просто учел: товарищ Оболикшто в отечественную на фронте не был. А что Куртка и Кофта молчат может, из солидарности. Или просто до конца из зазеркалья не выбрались.
А вот оружие товарищу уже товарищу! Арехину нужно прямо сейчас. Домой спокойнее идти будет.
Оружие у меня тоже есть, успокоил Арехин.
Тогда носите его при себе.
При себе и ношу, но показывать не стал. Куртка опять усмехнулся. Похоже, считает, что лучше «маузера» оружия не бывает.
Ну, ну, только и сказал Оболикшто, не видя характерных бугров под пальто. Если и носит, то «браунинг», дамскую игрушку, мухобой.
Тишина, что на мгновение заполнила здание, оказалась зыбкой. Хлопнула дверь, частые шаги зазвучали громче и громче, и вот уже дверь распахнута с нарочитой драматичностью, открыть ее можно куда скромнее.
Солнце скрылось за домом напротив, но закатная сторона небосклона пылала вовсю, и потому прибывший немного походил на оперного Мефистофеля адский огнь на челе и во взоре, и все к тому прилагающееся.