Подъемная машина, разумеется, не работала. Вернее, работала, но памятником минувшим дням.
Лестница, на удивление, оказалась не загаженной, видно, убирали. Алехин в сумерках (наконец-то!) разглядел бумажку-график. Почти турнирная таблица.
Сходство заставило улыбнуться, не очень, впрочем, весело. Мало было веселья в кухонных запахах, в худых котах, опасливо глядящих из углов, в доносившейся невесть откуда визгливой брани, которую новые вселенцы-насельники считали обыкновенным, даже приятельским разговором.
Зато не стреляют.
Поднявшись, постояли собраться с мыслями. Отдышаться, прислушаться. Было чуть спокойнее, нежели внизу, но где-то еще выше надрывно орал ребенок, его злобно баюкала мать, слышался детский топот
Большой дом. Тысяча душ. Прежде, конечно, меньше, много меньше, но теперь неизвестный обращался к Арехину: раз у Арехина автомобиль, то он человек непростой. Может, даже не меньше товарища Оболикшто. Может, даже и больше товарища Оболикшто. Товарищ Оболикшто пешком ходит, редко-редко на казенном извозчике.
Откуда же взялась эта тысяча душ?
Уплотняемся, жалко, но с потугой на бодрость, улыбнулся неизвестный, и, спохватившись, добавил: Я Петрушенко, Никанор Петрушенко, председатель комитета управления домового товарищества. А жиличка та, что убитая, Лизавета Смолянская, учительница.... Вернее, была учительницей. Хотя по виду и по всему буржуазного происхождения, из бывших, тут он опять засомневался, потому что Арехин на пролетария никак не тянул, но и бывшим назвать его тоже невозможно. Какой же он бывший? Самый настоящий.
Они прошли в коридор, обычный коридор пятого этажа, захламленный весьма умеренно.
До пятого этажа уплотнение еще толком и не добралось, объяснил Петрушенко.
Чуть дальше, у третьей двери сидел на стуле человек, в котором любой москвич, даже не Шерлок Холмс, легко распознал бы дворника. Еще дальше, на паре табуретов, сидели вместе (не рядом, а именно вместе) женщина лет двадцати пяти и молодой человек чеховского вида. Эти точно из бывших.
Никто, значит, не входил и никто, это самое не выходил! доложил дворник.
А кто, любезнейший, мог из комнаты выйти? поинтересовался Арехин.
Дворник смешался, закашлялся.
Никто, понятно, раз Елизавета Викторовна мертвая, наконец, ответил он.
Ну, никто, значит, никто, примирительно ответил Арехин и, не дожидаясь советов, указаний и прочих распоряжений товарища Оболикшто, прикоснулся к двери.
Она была открыта? спросил он дворника.
Ответила женщина с табуретки. Вопреки ожиданиям, она не плакала, не рыдала, голос звучал спокойно, даже излишне сухо:
Дверь была плотно прикрыта, однако на ключ или засов не заперта. Я чуть посильнее налегла и зашла.
Зашли, и
И увидела Лизавету. ОнаОна лежала рядом с креслом у окна. Я разу вышла и позвала людей.
Закричали?
Просто громко позвала.
И?
Выглянули люди. Сбегали за дворником.
В комнату вашей сестры никто поле вас не заходил?
Она на мгновение задумалась, потом сказала уверенно:
Заходил. Вот этот человек она указала на Петрушенко.
Ну, да, да, конечно, пробормотал предкомдомуправ. Как же иначе? Убедиться и прочее
А еще кто-нибудь?
Больше никого, твердо ответила женщина.
Лютов-Куртка, не вмешиваясь в разговор, попросту хотел оттолкнуть Арехина, да и войти, но Арехин не отстранился, и потому толчок Лютова пропал зря.
Не торопитесь, только и сказал Арехин, но сказал так, что предкомдомуправ уверился: в отделении МУСа грядут перемены.
К вам, быть может, будут вопросы. Пожалуйста, подождите нас здесь, и Арехин открыл дверь. Постоял на пороге, никого не пропуская, потом шагнул внутрь. Лютов за порог не переступал (вообще-то от рождения он был Лютиковым, это Арехин знал наверное), Оболикшто вообще не торопился, Пусть новый сотрудник покажется во всей красе
Наконец, Арехин вернулся к порогу.
Доктора вызывали? обратился он к Петрушенко.
Нет. Мы подумали, зачем доктор, раз головы нет. Да у нас и доктора-то никакого в доме нет. Жили раньше, но
А поблизости? В соседних домах?
В соседних уцелели. Доктор Бурмачев, например.
Значит, зовите доктора Бурмачева, он присел на корточки, разглядывая замок.
Только он того по женским болезням
За неимением гербовой К тому же у нас как раз женщина. Собачек сыскных, конечно, нет? обратился он к Оболикшто.