После этого скудного инструктажа младший офицерский состав зашумел, зашевелился и вылился из здания неспокойной волной. И я, конечно же, был её частью. Я внутренне молил богиню18 о том, чтобы подразделение, на которое я был назначен, сейчас находилось в своей казарме, и мне не пришлось бы отлавливать их в близлежащих пивнушках и борделях, которые как цветы вырастают вслед за любой армией.
Я всегда предпочитал не думать ни о приказах, ни о своей, порой ужасающей обывателя, деятельности, пропуская все мысли о войне мимо своего сознания, что так любит разбирать на кирпичики каждый мой поступок, каким бы незначительным тот ни был. Моё правило простое: «Стрелять, куда прикажут, и не задавать лишних вопросов».
Но сегодня, под мрачным, тёмным небом, готовым вот-вот излиться дождём, дурные мысли штурмовали голову с удвоенной силой, в бессмысленной попытке вернуть мне осознание реальности пред тем, что вскоре мне придётся совершить. Однако мой череп был твёрже бетона, и, чтобы проникнуть в него, им пришлось бы использовать взрывчатку. Просто было довольно странно, что рефлексия подкралась ко мне именно в этот момент.
Мы ведь и раньше проводили зачистки. Беспорядочные, сумбурные бойни дитя любой войны. Но сейчас-то наша «Великая кампания»19 закончилась?
Ну вот. Опять в голову лезут вопросы, не имеющие смысла, на которые никогда не найдётся достойного ответа. Я знаю своё дело стрелять, когда и в кого скажут. Больше мне ничего не нужно. Мне некуда возвращаться, меня никто не ждёт. Я убил всех, кто был мне дорог в тот момент, когда убил человека в себе самом
Вот она, большая солдатская палатка, наспех установленная пару дней назад. Внутри горел свет, а снаружи сильно пахло жжёным табаком. Хороший знак. Вхожу. Внутри, среди облаков плотного дыма, при свете маленькой керосинки, сидело восемь человек, увлечённо игравших в карты. Вроде все на месте.
При моём появлении бойцы встрепенулись и вскочили со своих мест, попытавшись закрыть собой разложенные на кровати картонки. Азартные игры запрещены в армии Ордена. Я же никогда не видел в этом ничего плохого и предпочитал игнорировать столь невинное увлечение. По крайней мере, для той мясорубки, в которую нас всех постоянно кидает.
У нас новое задание. Зачистка. Всё как всегда, только масштабнее и под подозрением все. Я уже получил назначение на сектор. Сейчас объявили сбор, как только он закончится, мы встретимся вместе с остальными отрядами нашего корпуса и двинемся в назначенный район. Одевайтесь и стройтесь перед палаткой. У вас пять минут.
Я не знаю имён солдат, предпочитаю не привязываться к тем, кого могу потерять в любую минуту. А скольких я уже потерял? Кто со мной с самого начала и есть ли такие вообще? Не знаю, мне достаточно того, что они знают, как выгляжу я, а я, соответственно, визуально помню тех, за кого отвечаю.
Бесчеловечно? Верно. Но я слишком давно не видел людей, чтобы помнить, как подобает себя вести высшему примату. Да и помню ли я самого себя? О, эти мысли! Стоит попасть в голову одной, и ты уже обезоружен.
В их круговерти, я даже не заметил, как мы уже погрузились в кузов и едем сквозь тьму Да, я вроде бы присутствую здесь, знаю, что больше половины младших офицеров пока так и не застали свои отряды на месте, отправившись на поиски, а всех остальных оперативно посадили в грузовики, но в то же самое время я так далеко
Лишь иногда выныривая из забвения, как из сна, я вижу столь знакомые картины. Высадка: крики, топот, где-то уже слышна стрельба. Отдаю команду все восемь человек строятся перед автомашиной.
Отправляемся в путь, наша цель какие-то мрачные руины, где тут и там снуют голодные, облезлые люди, точно такие же, как мы, но гораздо более несчастные. Ибо им было суждено стать очередными жертвами во благо уже наступившей победы.
Наугад хватаю подвернувшегося под руку доходягу, пытавшегося убежать. Нарочито нервно рявкаю остальным гражданским, что буду стрелять по каждому, кто так же попытается скрыться. Допрос был быстрым. Он буквально рассыпался от страха в моих руках. Вряд ли этот человек виновен. Но я обязан пустить первую пулю, окропить первой кровью жадный до неё бетон. Иначе повиновения не добиться.
Безжизненное тело падает на дорогу, теперь это пустая оболочка, такая же безжизненная и бесчувственная, как и я. Как только продырявленная голова бедолаги коснулась земли, мои солдаты, будто верные псы, бросились на безмолвную толпу, выборочно допрашивая напуганных до смерти людей.