(Любовь встаёт и входит в комнату Якова.)
Я к о в (тихо). Как ты легко раздражаешься...
Л ю б о в ь (спокойно). Это все говорят. Все жалуются на меня, точно я зимний холод или осенний дождь...
Ф е д о с ь я (поёт). А вот пришла Люба... А чего ей надо...
Л ю б о в ь (громко). Перестань, няня!
Ф е д о с ь я. Чего? (Чешет спицей голову и улыбается, глядя на Любовь.)
Я к о в. Ты преувеличиваешь, Люба...
Л ю б о в ь. Холод и слякоть осени тоже нечто преувеличенное, ненужное, враждебное людям... Скажи, сколько мама взяла денег?
Я к о в. Сто рублей... А что тебе?
Л ю б о в ь. Почему ты не хочешь дать сразу много, чтобы ей не просить часто? Ведь это унизительно - просить, разве ты не понимаешь?
Я к о в (смущён). Ах, боже мой! Конечно, понимаю. Я и хотел сейчас предложить ей...
Л ю б о в ь (как бы напоминая). Ведь ты богат...
Я к о в (улыбаясь). Был. Алюминий разорил меня...
Л ю б о в ь. Зачем тебе понадобился этот алюминий?
Я к о в (виновато). Я думал, видишь ли, что было бы хорошо, если бы люди получили красивый металл. Железо - тяжело и мрачно, медь - такая жирная всегда...
Л ю б о в ь (вздохнув). Какой ты смешной!
Ф е д о с ь я. О, господи, господи... помилуй нас, грешников...
Л ю б о в ь. Ты часто ошибался?
Я к о в (усмехаясь). Необходимо, должно быть, чтобы иные люди делали ошибки...
Л ю б о в ь (заглядывая ему в лицо). Я знаю одну твою ошибку.
Я к о в (беспокойно). Да?
Л ю б о в ь. Ты должен был жениться на маме...
Я к о в (испуган). Люба!.. Это слишком сложно для тебя, пожалуй! Я не решился бы так говорить об этом на твоём месте.
Л ю б о в ь. А где оно - моё место?
Я к о в (опуская голову). Странно ты говоришь, право...
Л ю б о в ь (настойчиво). Почему я никогда не могу рассердить тебя? Я всех могу вывести из себя, а тебя - нет! Почему?
Я к о в. Бог мой, я не знаю...
Л ю б о в ь. Маме было бы лучше с тобой, чем с отцом, который пьёт, играет...
Я к о в. Милая Люба, зачем ты так говоришь?
Л ю б о в ь. Народил больных и глупых детей и вот оставил их теперь нищими на шее мамы...
Ф е д о с ь я (уловив слово "нищие", поёт). Нищая братия, богова забавушка...
Я к о в. Так нельзя говорить об отце! Няня, молчи, пожалуйста!
Ф е д о с ь я. Ась?
Л ю б о в ь. Почему? Мне не нравится быть дочерью человека, который приказывает убивать людей...
Я к о в (тоскливо). Как резко, Люба...
Л ю б о в ь. И бегает, как трус, когда в него стреляют за это...
Я к о в. Он старый, нездоровый человек, уставший...
Л ю б о в ь. Разве болезнь оправдывает? Ведь он болен оттого, что много кутил.
Я к о в (неприятно поражённый). Откуда ты знаешь?
Л ю б о в ь. Это говорит доктор Лещ. Он тебе нравится?
Я к о в (возится в кресле). Твои слова могут услышать...
Л ю б о в ь. Доктор Лещ... Тюремный врач... Какая честь быть в родстве с таким... Ты что - хочешь в столовую?
Я к о в. Я не могу больше слушать...
Л ю б о в ь (пожимая плечами). Сиди... Куда тебе с твоим сердцем! А-а, вот пришли любимчики... твои, мамины, всего света.
Я к о в. Но ведь и твои...
Л ю б о в ь (задумчиво). Любовь к жалкому - это, я думаю, нездоровая любовь...
Я к о в. Ты даже себе самой говоришь колкости!
В е р а (из столовой, за нею Пётр). Дядя!
Ф е д о с ь я (громко). А вот мои последние... детки мои последние... (Перестаёт вязать и смотрит на всех с улыбкою на тёмном лице.)
В е р а. С каким интересным человеком мы познакомились!
Я к о в. Это ты всё время катался на коньках, Пётр? Смотри, тебе вредно!
П ё т р (задумчиво). Пустяки!
В е р а. Понимаешь, к нам на улице привязались какие-то трое наверное, из чёрных сотен...
П ё т р. Три пьяных идиота - идут за нами и говорят гнусные вещи...
В е р а. Я им крикнула: мы дети Коломийцева...
Л ю б о в ь. На колени! Шапки долой...
(Пётр исподлобья смотрит на Любовь.)
В е р а (Любови). Мы испугались, нужно же было сказать им, кто мы!..
Л ю б о в ь (с улыбкой).