И далее молодые римляне ехали в молчании вслед за Флакком, но впереди остального отряда из восьмидесяти двух человек, именуемого «центурия» — сотня, ибо в прежние времена в нем всегда была сотня воинов. Луций и Квинт — оба прослужили недолго и звания имели невысокие. Луций был там оптио-ном, а Квинт — знаменосцем. Ему был поручен высокий штандарт со значком и эмблемами Девятого легиона, который был прикреплен к его седлу. Солнце играло на их начищенных бронзовых доспехах, на шлемах с плюмажами из рыжих конских хвостов,
длинных щитах и ножнах коротких, смертоносных мечей. Квинт и Луций, будучи превосходными наездниками, ехали без стремян, как и все кавалеристы. И, когда из-за высокого дерева неожиданно возникла белая фигура, простирая к ним руки, и лошади шарахнулись, молодые люди остались в седлах невозмутимы, хотя Флакк едва не свалился с коня.
— Гадес и преисподняя, что это значит? — в ярости завопил центурион, придя в себя и таращась на возникшее перед ним видение. — Эй ты, старый, прочь с дороги!
Старик покачал головой и что-то произнес на грубом, горловом языке, стоя прямо посреди дороги и воздев худые руки. Он был в поношенном белом плаще, сквозь седую бороду поблескивало золотое ожерелье с пестрым камнем в форме яйца. На лысеющей голове был венок из дубовых листьев, и Квинт расхохотался.
— Самое смешное зрелище со времен Сатурналий, — бросил он Луцию.
— Заткнись! — злобно рявкнул Флакк через плечо. Затем он подозвал переводчика. Тот подошел и отдал салют.
— Узнай, чего хочет старый козел, — сказал Флакк, — и побыстрее, или я его задавлю.
Переводчик снова отсалютовал и обратился к старику в белом плаще. Сам переводчик был британским заложником, взятым во время кампании Клавдия семнадцать лет назад и увезенным в Рим, где он провел все эти годы и прекрасно владел латинским языком. Это был высокий, костлявый, светловолосый человек средних лет. Имя у него было совершенно непроизносимое — что-то вроде «Ниамхвайии», поэтому римляне называли его его Навин.
— Этот старик, — сказал Навин, повернувшись наконец к Флакку, — наш Вер… — он осекся, и быстро поправился: — То есть, он один из британских жрецов, господин, Друид. Его имя — Конн Лир, он очень важный человек.
Навин смолк, и Квинт, наблюдая, неожиданно ощутил, что старик каким-то образом понимает латынь и поэтому внимательно слушает переводчика. После паузы Навин продолжал:
— Конн Лир пришел предупредить тебя, господин, чтобы ты не ходил в глубь страны со своими воинами. Он говорит, что мы должны при первой возможности вернуться в Галлию. Что его народ не хочет больше римлян на своей земле.
— Что! — Флакк разрывался между яростью и удивлением. — Ты посмел повторить мне эту наглую чепуху? Навин, ты свихнулся, и уж, конечно, старик тоже.
— Возможно, господин, — ровно произнес Навин. Его светло-голубые глаза глянули прямо в черные офицерские. — Но именно это он и сказал. Жрец внезапно положил руку на плечо переводчика и проговорил что-то еще — быстро и серьезно. Навин выслушал, затем повернулся к Флакку. — Он говорит, что он не хочет вреда римлянам, но все знамения и гадания предвещают ужасные беды. Священный заяц проезжал через Стоунхендж, великий круг камней на западе. Омела выросла на трех дубах возле Святого Источника Мабона, и море возле Колчестера стало красно, как кровь. Британские боги сказали:Возвращайтесь!
— Тьфу! — Флакк плюнул на дорогу к ногам жреца. — Взять его! — крикнул он Квинту. — Свяжи его и приволоки с нами. Мы докопаемся до дна этой истории, когда прибудем в гарнизон.
Квинт спрыгнул с седла, радуясь приказу. Так это друид! — думал он с жестоким возбуждением. Один из тех жрецов в белых одеждах, что убили его прадеда. Упоминание круга камней и омелы усиливало эту уверенность.