Побережье Франции
21 августа 1803 года
В ту же ночь в четырехстах милях к востоку английский фрегат под командованием капитана Райта проскользнул сквозь британскую блокаду, улизнул от французского берегового патруля и приблизился к отвесным утесам Нормандии близ Бивилля.
Вскоре после полуночи восемь французов, возглавляемых Жоржем Кадудалем, вожаком шуанов, объявленных вне закона сторонников Бурбонов, ждали сигнала, стоя на неосвещенной палубе корабля. С утесов подали сигнал, на который был тут же дан ответ. Пока отряд Кадудаля карабкался по веревкам, спущенным со скал местными жителями, его предводитель продолжал обдумывать свой единственный заветный план. Снабженный миллионом франков на организацию восстания, Кадудаль явился во Францию, чтобы похитить Наполеона и в случае сопротивления убить его.
Глава 1
Лондон
28 августа 1803 года
Анриетта и Жюстина Фокан, изысканно разодетые в шелк и кружева, в подавленном расположении духа ожидали поклонников в гостиной, а те все не шли. Принадлежащий сестрам маленький кирпичный дом на Куин-Энн-гейт, граничащей с Сент-Джеймсским парком, был окружен большим, обнесенным стеной садом и располагался в вершине треугольника, образованного Букингемским дворцом, Уайтхоллом и зданием Парламента. Несмотря на еще респектабельный вид, элегантные особняки, находящиеся по соседству, быстро старели, подобно их обитателям.
Сестры-француженки, эмигрантки, двенадцать лет назад спасшиеся бегством от революции, прекрасно понимали, что жизнь проходит мимо дверей их скромного жилища. Изгоями общества в возрасте сорока и сорока трех лет они оказались вовсе не потому, что утратили красоту или стали слабы здоровьем, – совсем напротив! По-прежнему сохранившие ту неопределенную привлекательность, которой редкие счастливицы щеголяют до глубокой старости, сестры Фокан стали жертвами самой отвратительной немощи, какая только может постичь женщин, обладающих экстравагантным вкусом: они остались без средств к существованию.
Поднявшись, Анриетта принялась расхаживать по комнате. Ее корсет на китовом усе, реликвия ушедшего десятилетия, крепко охватывал ничуть не пополневшую с годами осиную талию.
– Будь у нас экипаж, форейтор и грум, мы могли бы отправиться в оперу! – простонала она, обращаясь к себе и к Жюстине.
Она сделала трагическую паузу, возведя к небу серые глаза, которые сверкали, как сверкал жемчуг на ее изящной шее. Двадцать пять лет назад герцог монаршьих кровей заказал личному ювелиру короля жемчужное ожерелье для Анриетты, молодой трагической актрисы, подающей самые большие надежды со времен Клерон. Каждая жемчужина в ожерелье точно соответствовала размеру и редкостному дымчатому оттенку глаз Анриетты. Теперь в этих глазах отражалась не просто боль уязвленного самолюбия, но и муки души стареющей красавицы.
– Как мог лорд Джеффрис променять меня на какую-то бледную дурнушку? Неужели я просила слишком многого? Ведь я хотела иметь только свой дом и экипаж!
– Ты просила не больше, чем полагалось тебе по праву, – отозвалась Жюстина. Любовник Анриетты полгода назад бросил ее ради молоденькой пассии – никакими утешениями и сочувствием нельзя было загладить такое оскорбление.
– Подумать только, на какое ничтожество меня променяли! – воскликнула Анриетта и пожала плечами. – Ох уж эти мне англичане! Господь создал их только для англичанок, бездушных и безжизненных!
Жюстина благоразумно оставила свое мнение при себе. Она подозревала, что именно артистическая натура Анриетты отпугнула виконта. Анриетта не упускала случая сыграть главную роль в мелодраме жизни собственной постановки. Но пристрастие француженки к драмам не встретило понимания в Англии.