Можно я войду? Спрашивать что-либо у спящей, конечно, было верхом гениальности, но ворваться молча я не мог.
Что прозвучало в ответ, снова разобрать не удалось. Однако картина перед глазами сразу всё прояснила.
Нет, Лера не спала. Слава Богу, и не плакала. Сквозь отражение в зеркале на меня посмотрели невероятно красивые и очень грустные глаза. И руки Леры, которыми она до этого пыталась что-то сделать за спиной, опустились вниз.
Платье вырвалось у нее со всхлипом. Я не могу сама
Она взглядом указала себе за спину и закусила губу.
Словно инфарктник со стажем, внезапно узнавший, что в этот раз обошлось, я на пару секунд привалился спиной к стене и перевел дыхание.
Почему сразу не позвала?
Думала, что справлюсь.
Щеки Леры налились румянцем.
Ясно Что именно мне ясно, уточнять не стал. Вместо этого оторвал себя от стены и подошел к своей молодой жене. Значит, шнуровка Окинул взглядом фронт работ.
Там какие-то хитрые петли. Утром Наташа помогала одеваться. А сейчас у меня пальцы уже не гнутся. Больше не глядя на меня, Лера опустила голову.
Давай я попробую?
Можно Словно я попросил о чем-то слишком интимном, Лера напряженно ссутулилась и руками обхватила грудь. Но у меня нет под платьем никакого подъюбника или чего-нибудь еще. Только белье.
Лера, конечно же, не пыталась меня соблазнить. У нее явно не было и мысли о любовных играх. Однако инфаркт, которого я чудом избежал, снова забрезжил на горизонте.
Хватило всего упоминания намека, что под тканью лишь кожа, молочная, нежная, бархатная, и меня скрутило в бараний рог, как пацана, который никогда не касался женщины.
Обещаю, я не буду смотреть. Пальцы вдруг одеревенели, а голос предательски сел.
То, что происходило дальше, можно было назвать лишь одним словом пытка. Я крючок за крючком освобождал Леру от платья. Она едва заметно подрагивала. И от каждого ее вздоха или движения совсем не железная часть меня все сильнее требовала к себе внимания.
Пожалуй, к такому не могли подготовить ни один судебный процесс или самые жесткие переговоры. Даже легкая пробежка под пулями в далекой молодости не могла сравниться с тем напряжением, которое свалилось на мою голову.
Словно прямо сейчас отдам концы, я кое-как справился с верхней частью шнуровки. Стараясь контролировать дыхание, преодолел среднюю. А внизу когда между двумя полосками ткани мелькнуло тонкое кружево белья, проклял всех, от создателей таких платьев до акционеров, из-за которых понадобилось играть эту свадьбу.
Наверное, если бы пришлось делать что-то еще, например снимать с Леры чулки или туфли, потом сразу можно было бы вызывать скорую с самым мощным дефибриллятором. Я бы откинул коньки, не приходя в сознание.
Но как только мои пальцы дошли до конца шнуровки, Лера сама освободила меня от супружеских обязанностей.
Спасибо большое, прохрипела она, словно подхватила ту же ангину, что и я. Я справлюсь дальше.
По-хорошему, стоило хоть для приличия ответить, что это было несложно. Но ума сдержать язык за зубами у меня хватило.
Будто древний старик, на негнущихся ногах я вышел из ванной комнаты. За дверью перевел дыхание. И, плеснув из ближайшей вазы на ладонь воду, умыл лицо.
О том, что на паркете останутся капли воды и вообще умыться можно было над умывальником, уже не думалось. Будь моя воля, я бы душ себе из всех ваз устроил. Однако стоило Лере выйти из ванной, цветочного душа резко оказалось мало.
Красная еще больше, чем во время нашей маленькой пытки со шнуровкой, она отчаянно пыталась запахнуть поплотнее полупрозрачный кружевной пеньюар. И казалось, вот-вот рванет обратно в свое укрытие.
Нам с Наташей все же стоило самим привезти одежду. Не нужно было надеяться на агентство и их подарки. Смирившись с тем, что никакой поясок не спасет, Лера обхватила грудь руками и удивленно икнула.
Это их презент? Кадык на моем горле дернулся. А от вида длинных ног, узкой талии и уже знакомого кружевного белья, задрапированного предательски прозрачной таканью, земля снова медленно поплыла под ногами.
Я искала халат, но его нет. Ик. А полотенце Ик. Оно совсем мокрое.
* * *У поляков есть выражение «Добрый день», есть «Добрый вечер», но нет «Доброго утра». Совсем! Сегодня я понимал поляков, как никогда. Утро не могло быть добрым! Особенно утро после первой брачной ночи.