Макс, булочку будешь?
Ах? не поверив своим ушам, переспросил лис.
Булочку? Макс будет булочку?
Егерь на ощупь потянулся к лисьему загривку, чтобы дружески его потрепать, но в его ладони оказался сначала пушистый хвост, а потом металлическая задняя лапа. Одна из настоящих передних, оступившись, чувствительно царапнула мужчине шею за ухом: обрадованный Макс отплясывал на хозяйских плечах танец торжества и предвкушения.
Ну всё, дружок, пригаси свою ламбаду, пока не свалился, сгорбившись неестественным образом, чтобы не нарушить хрупкое равновесие танцующего лиса, Берен двинулся ко входу в кафетерий. Мне кофе, тебе булочку. Целая булочка, приятель, представляешь? И вся тебе!
Ихи-хи-ур-мрр! тихонько ворковал лис, из последних сил сдерживая восторженный визг: он помнил, что шуметь здесь не позволяли.
Назвать кафетерием три одноногих круглых стола с обшарпанными столешницами и двумя металлическими табуретами под каждой из них язык не поворачивался. Даже сама забегаловка стыдилась так себе льстить и сбросила с вывески одну из громоздких, но уже давно перегоревших букв, превратившись в «КАФЕТ РИЙ».
Да и кофе был дерьмовым, под стать посеревшему от времени щербатому бокалу и общей неуютной атмосфере, но в минуты, когда где-то в области солнечного сплетения просыпалась тьма, заволакивая всё вязким холодом, Берену помогал только он. Обжигающий кофе и шутливо-кусачее нежничанье сытой лисицы, забравшейся на колени.
Нужно ехать в Благоград. Шансов обналичить рецепт в тамошней аптеке мало, но других вариантов и вовсе нет.
Мужчина отпил из замызганного бокала местной горьковатой бурды, похожей на кофе лишь цветом. «Это даже не цикорий, а какой-то особый сорт извращения», раздосадовано подумал он, отворачиваясь к окну и рассеянно поглаживая свернувшегося на его коленях лиса. Настоящий кофе, конечно, уже нигде не отыскать. Под его видом давным-давно продавался цикорий, и некоторые приноровились варить его вполне сносно. Но, увы, не местный буфетчик.
Мимо окна проплыло что-то знакомое, жёлтое в ржавых подпалинах. Фургон! Микроавтобус припарковался, из него вышла Тамари. Какого чёрта она вернулась?
Берен проводил её взглядом до телефонной будки.
Говорила Тамари долго успела потратить три или четыре монеты. Точнее, говорили в основном ей, а девушка молчала, нервно накручивая на запястье длинный, похожий на растянутую пружину телефонный шнур. Она кивала, и с каждым кивком на её лице всё отчётливей проступали растерянность и страх. Она повесила трубку на рычаг и ещё долго держалась за неё, опустив голову и зябко обхватив себя свободной рукой, словно пыталась утишить разыгравшуюся внутри бурю и боялась, как бы эта буря не сбила её с ног. Ни следа прежней спеси и дерзости, ни намёка на хищную «вторую суть» грапи. Просто напуганная, забившаяся в угол птичка. Аркадия права: без когтей и перьев грапи кажутся вполне себе славными. Настолько, что даже хочется им помочь. Но только если ни разу не видел, в каких тварей они перекидываются
***
Тамари глубоко вдохнула и медленно выдохнула, чуть отстранив от лица телефонную трубку, чтобы собеседник на том конце провода не слышал подкравшегося к её горлу отчаяния.
Сол?
В её низкий полушёпот нечаянно вплелась срывающаяся хрипотца, которая с потрохами выдавала и смятение девушки, и её чувство беспомощности.
Что ты хочешь услышать от меня, Тари?
В голосе собеседника улавливалось едва заметное раздражение. Нет, конечно же, это всего лишь беспокойство за них. Соломир тоже расстроен и даже наверняка больше неё самой (ведь невозможность помочь куда мучительней, чем пусть опасная, но возможность), однако он не заметил эту предательскую хрипотцу, её невольную мольбу о помощи. Никогда не замечал.
Не знаю, прошептала Тари, зябко обхватив себя свободной рукой.
Намотанный на запястье провод натянулся и больно врезался в татуированную кожу.
Не знаю, Сол. То, что у нас нет другого выхода, я пони
Он есть, голос спокойный и по-деловому прохладный. Возвращайтесь домой, Тари. Это не приговор, может быть, всё ещё обойдётся Даже если Эли вычеркнут из списка Живёшь же ты как-то без операции!
«Хреново живу!» мысленно рявкнула Тамари, но вслух лишь произнесла:
Это не выбор.
Молчание. Тихое механическое потрескивание в трубке. Процарапанное на стенке над телефоном множеством чьих-то нервных движений «Лексий лох». И глубокомысленное карандашное «не слушай своих демонов» чуть ниже.