Кроме азиата в перчатках и неизменной забавной шапочке, ко мне никто больше не приходил. Однако время от времени я слышала незнакомую речь, доносившуюся со стороны улицы: судя по всему в окне не было стекла, так что звуки ничего не заглушало.
«Наверно, мне всё это просто снится, в какой-то момент, точно вспышка кометы, промелькнула мысль, наполненная надеждой. Из-за ранения я попала в больницу и сейчас нахожусь без сознания, а это всё всего лишь плод моего бурного воображения, одурманенного лекарствами».
Эта надежда продержалась во мне ровно сутки. Пока надзиратель не явился ко мне с длинной острой иглой в руках и, аккуратно обхватив запястье рукой, все действия в отношении меня мужчина проделывал с величайшей осторожностью, словно я была хрустальной вазой, которая может разбиться от малейшего неловкого движения, проткнул иглой вену в районе локтевого сгиба. Эта совсем крохотная секундная боль словно переключила незримый выключатель у меня в голове. Набрав в грудь воздуха, я сорвалась на крик. Я называла своего мучителя всевозможными бранными словами, грозила ему расправой, а под конец и вовсе умоляла, заливаясь горючими слезами. Ответом мне стало ледяное спокойствие в светло-карих глазах и гробовое молчание.
Выпустив пар, я обессилено закрыла глаза. И тут же почувствовала заботливое прикосновение мягкой, чуть влажной ткани к щекам: со стороны этого каменного истукана было весьма мило вытереть следы очередной истерики с моего лица.
Кормил незнакомец меня трижды в день небольшими порциями какой-то странной, абсолютно безвкусной жижей, нечто среднее между очень густым супом и чересчур жидкой кашей, чем-то напоминавшей овсянку, которую мне однажды не посчастливилось попробовать, пока я лежала в больнице. Помимо этой недо-каши мне позволялось выпить пиалу воды и четыре пиалы того ароматного травяного настоя, который мне дали сразу же после того, как я очнулась. Медленно, но неотвратимо силы возвращались ко мне. Вскоре я уже могла шевелить пальцами и поворачивать голову из стороны в сторону. На этом, к сожалению, мои успехи исчерпывались. Однако учитывая тот факт, что дважды в день утром и вечером, мой надзиратель старательно делал мне массаж, после чего сгибал и разгибал мои руки и ноги, словно заново обучая их правильным движениям, вопрос того, когда я смогу хотя бы отвесить ему звонкую затрещину, был лишь вопросом времени.
На пятый день жизни после смерти привычный распорядок был нарушен внезапным появлением нового действующего лица. В мою комнату могу же я считать её своей, раз уж я в ней нахожусь круглые сутки? стремительной походкой вошёл невысокий мужчина лет пятидесяти в тёмно-зелёных одеждах. Его длинные чёрные волосы были уложены в сложную прическу, состоящую из нескольких переплетённых кос, однако височные пряди оставались свободно свисать, обрамляя длинное вытянутое лицо с высокими скулами, достигая его груди. Я обратила внимание, что одежда на визитёре более многослойная, чем у моего надзирателя помимо ханьфу с широким поясом на нём была надета жилетка на тон темнее основного платья, полы которой под грудью скрепляло золотое украшение, представлявшее собой не то две пуговицы, не то два зажима в форме цветков, соединённых между собой тонкой цепочкой. Помимо этого шею мужчины стягивал высокий воротник, не являвшийся частью ни ханьфу, ни жилета.
Мужчина остановился в шаге от постели. Его бледно-зелёные глаза с тревогой вглядывались в моё лицо, и я почувствовала, как сердце на мгновение замерло, пропустив удар.
Раздался звук открывающейся двери, а затем голос моего надзирателя. Гость повернулся к нему и ответил что-то твёрдым, властным тоном, после чего вновь переключил своё внимание на меня. Приблизившись вплотную к постели, он наклонился и, пристально глядя мне в глаза, что-то спросил во всяком случае, мне показалось, что интонация была именно вопросительной. Краем глаза я отметила мёртвенно-бледное лицо второго мужчины, в светло-карих глазах которого сейчас читалось что-то, подозрительно напоминающее панический ужас.
Понимая, что не ответить на вопрос нельзя, но и ответить на него не получится по объективным причинам, я решила пойти на хитрость: открыла рот, будто собираюсь что-то сказать, выдавила из себя пару хрипловатых бессвязных звуков, после чего скривилась якобы от боли и начала надсадно кашлять. Чужая прохладная ладонь тут же легла мне на грудь, и мужчина в зелёном что-то сказал мягким, успокаивающим тоном. Я продолжила кашлять, одновременно метнув быстрый взгляд на своего надзирателя. Мне показалось, или он обрадовался этому небольшому представлению?