Надежда и отчаяние - Егор Букин

Егор Букин

Надежда и отчаяние

Неразрешимый вопрос, сломлен ли я? Гибну ли я? Все признаки говорят за это; почти единственное, что говорит против,  надежда.

Дневник. Франц Кафка

Часть первая

Глава первая

«Я не боюсь смерти. Я мертв уже многие годы и это в принципе не причиняет мне ни малейшего неудобства. На самом деле во мне вообще не живет никаких страхов, так как я слишком равнодушен ко всему происходящему»,  именно такие мысли я выхватывал в своем воспаленном мозгу ближе к концу пары.

В аудитории стояла страшенная духота, белый свет ламп болезненно бил в глаза, а голоса моих одногруппников слились в единый звуковой поток, который я не мог различить и старательно игнорировал. Я уперся локтями в стол и положил на руки голову. Ужасно хотелось спать. Возникло то самое чувство, когда ты сидишь где-то и спрашиваешь себя: «А что я здесь делаю?» В последнее время это чувство возникает слишком часто. Я смертельно хочу уйти отсюда, уйти куда угодно, лишь бы не оставаться в этой толпе, в которой я ощущаю себя невероятно одиноким.

Прислушавшись к разговорам, я в очередной раз убедился, что совсем не понимаю своих сверстников. Порой мне кажется, что я живу в больном обществе. Мне слишком чужды их интересы, мне непонятно почему им так нравится современная культура, непонятно, как они слушают нынешние песни и смотрят нынешние фильмы, как они смеются над этими шутками. Может быть я слишком стар? Не знаю. В любом случае я ничего им не говорил. Вместо этого я окидывал свою группу равнодушным взглядом, вздыхал, молча ненавидел их всех и мечтал поскорее дождаться выходных, чтобы заняться наконец своими делами, а не убивать время в этом вшивом институте, куда я пошел по той лишь простой причине, что больше никуда не поступил, а в армию идти как-то не хотелось.

Зимним утром небо совсем темное и беззвездное. Я замер в паре шагов от горбатого уличного фонаря, который светил перед собой тускло-желтым светом, и поднял взгляд. Снежинки, на мгновение приобретая желтоватый оттенок, а после вновь исчезая во тьме, как-то особенно начинали привлекать к себе внимание. Такая картина невольно запустила в моем мозгу те отделы, которые отвечают за память и вместе с тем зародила во мне странные чувства тоски и грусти. Чувства, которые со мной почти всегда.

В восемнадцать лет люди веселы, их переполняет жажда жизни, они стремятся достигнуть каких-нибудь высот, задумываются о семье, в конце концов. Но я другой. Я давно бегу от своей жизни, совершенно не зная для чего она дана мне. Лишь изредка меня посещают радости,  например, вот это созерцание снегопада на фоне света от фонаря,  но это очень мелко и ничтожно, и что хуже всего очень быстро проходит. А та толика счастья, что поселяется ко мне в душу еще более эфемерна, и спустя пару часов я становлюсь таким же угрюмым. Да, кажется, что я совершенно лишний. Мои чувства давно умерли, и пытаться воскресить их так же бессмысленно, как бессмысленно лечиться от чумы путем кровопускания. Чувства мои, конечно же, умирали не быстро, а долго и мучительно. Еще с детства.

Рос я в неполной семье отец почему-то ушел за сигаретами через пару месяцев после моего рождения и так до сих пор и не вернулся. А моя мать она была тем кошмаром, который даже самому злейшему врагу не пожелаешь. До определенного возраста, а именно до десяти лет, я мало что помню о наших отношениях. Возможно, что тогда мой мозг был затуманен тем необъяснимым туманом, который накладывается на человека в юном возрасте, из-за чего он и не может вспомнить что-то плохое из своего детства. Спросите любого он назовет лишь хорошее. Я бы очень хотел вернуться в то время. В детстве всегда все кажется лучше. В детстве можно совершенно ни о чем не думать играй себе в игрушки и все. Так вот когда мне исполнилось десять, в голове этой твари что-то переключилось: она вдруг начала чувствовать ту власть, которая есть у родителя над маленьким ребенком. А вернее будет сказать, что она почувствовала безнаказанность. Над ребенком можно поиздеваться, ведь он не ответит из-за слабости, а муж не побьет, ведь он просто куда-то свалил. Но этого мало. Она, так как была человеком, имевшим исключительную предрасположенность к пьянству, забывала все какие бы то ни было нормы поведения окончательно. Напившись совершенно вдрызг (а по-другому матерь, увы, не умела), она начинала высказывать прямо мне в лицо абсолютно все, что думает. Мать не видела во мне ничего хорошего; она не видела и это хорошее умерло. Я был открытым и никогда не боялся делать что-то новое она внушила мне, что я все делаю неправильно; я не только не хотел более делать что-либо, я даже боялся делать что-то, ведь наверняка получил бы за это. Во время учебы я подавал большие надежды, а внутри себя явственно ощущал необъятные силы, высокую цель своего существования мать в меня никогда не верила и пренебрежительно заявляла, что я ничего не добьюсь и что все мои работы никому не нужны; во мне родилась зажатость, неуверенность и боязнь насмешек. Все мои начинания были освистаны, и я окончательно разочаровался в жизни, не видя в ней никакого смысла. В моем детстве мечтать было вредно и неправильно; нельзя. С тех пор я ничего не хочу. О, я заставил себя ничего более не хотеть! Я хотел любви, но меня никто никогда не ласкал, никто не говорил мне добрых слов, никто не слушал; меня лишь порицали, оскорбляли и все свои проблемы я выучился переживать внутри себя, что мало-помалу приближало к саморазрушению и отчаянию. Я хотел, о, я очень хотел бы сделать что-то великое, что останется в истории, я даже чувствовал, что у меня есть все шансы сделать это, но я просто не мог найти в себе силы ведь без поддержки со стороны близких все начинания бессмысленны. Родители обязаны верить в своих детей, но в меня никто никогда не верил, отчего я и сам перестал быть уверенным. Мой талант мало-помалу был задушен и зарыт в землю. Все свои грандиозные задумки я прятал внутри себя. Нет, они не умерли, но на некоторое время исчезли из моей памяти.