Да просто отличный, подтвердил Рен. Лучше всех городов на земле.
Я тоже думал, что лучше всех в мире. Где ещё и жить волшебным существам, если не у меня? Поэтому я верил, надеялся и очень их ждал. И однажды ко мне пришли такие такие прекрасные! То есть мне сперва показалось, как будто они прекрасные, а на самом деле не очень-то. Но мне же сравнивать было не с чем, в жизни ничего подобного не встречал, объяснял ему город, путаясь, сбиваясь с пятого на десятое, но по-прежнему вполне человеческими словами, всё-таки удивительно, как он выучился говорить. Пришли и сказали да много чего сказали! И я им поверил. Я всё перепутал, ошибся, влип. Но я нечаянно! Просто здесь ещё никогда ангелы, джинны и феи не жили, откуда мне было знать, какие на самом деле они?
Оказалось, этот город не только говорить, но и плакать умеет. Да просто как девчонка реветь! Впрочем, плакал город не собственным деревянным-бетонным-каменным телом, а слезами живущих в окрестных кварталах людей. Нечего сказать, весёленькое у некоторых выдалось утро первого января! сочувственно думал Рен, пока гладил город по растрескавшемуся тротуару, как ребёнка по голове.
* * *Бестолочь ты, наконец сказал Рен. Самая прекрасная в мире бестолочь. Хуже человеческого ребёнка. Джиннов с феями ему подавай! Ладно, не горюй, всё будет нормально. Когда-нибудь точно будет! Но первый шаг надо сделать прямо сейчас.
С этими словами он поднялся со ступеньки, на которой сидел, и вошёл в дом. Не особо хотелось близко знакомиться с засевшим там злом, но ничего не поделаешь, надо так надо. Пришлось нанести визит.
Что на Рена в этом доме обрушилось, описать словами не то чтобы невозможно. На самом деле ещё как возможно. Но я не очень хочу. Нет никакой пользы в том, чтобы лишний раз убедительно описывать страшную муку, сумму физической боли сердца, словно бы пронзённого ржавой иглой, и душевной боли сознания, сокрушённого полной уверенностью в тщетности любого усилия что ни сделай, только ещё худших бед натворишь.
Ну ни фига себе какой стойкий город! изумился Рен. Невзирая на весь этот ужас, полон жизни, прыгает, вселится, с каждым встречным хочет играть и дружить. Не влюбился бы в него практически с первого взгляда, ещё в том дурацком сугробе, это случилось бы прямо сейчас.
Однако Рен не затем зашёл в заброшенный дом, в силу стечения каких-то неведомых обстоятельств ставший израненным сердцем города, чтобы ещё больше куда уж больше-то?! его полюбить. А чтобы проверить одну гипотезу, которая даже по его меркам была вполне фантастической. Но подобные дела именно фантастическими способами и улаживаются. А как ещё.
Актёр из Рена был так себе, никогда не умел вживаться в чужие роли, ему больше нравилось оставаться собой, чем притворяться кем-то другим. Но тут уж пришлось постараться, вообразить себя наивным мечтателем, случайно попавшим в тайное убежище добрых фей, восхищённо всплеснуть ладонями, ахнуть: «Какое чудесное место! Здесь живут прекрасные волшебные существа!» И явственно ощутить, как хищники, грызущие сердце города, приходят в смятение, причём не пугаются, а радостно, хоть и недоверчиво удивляются, как некрасивая девица, которой внезапно на улице сделали комплимент. Даже боль, раздиравшая сердце города, в этот момент утихла. Почти ушла.
Это продолжалось буквально секунду; дольше и не могло, потому что Рен, как уже сказано выше, был слишком плохим актёром. Никогда не умел заиграться настолько, чтобы поверить собственной выдумке, забыв всё, что знал. Но и секунды ему хватило, чтобы убедиться: метод работает. Надо же, сам не верил, а он работает! Тем лучше. Моя взяла.
Не горюй, моя радость, всё у нас будет отлично, сказал Рен получасом позже, удобно расположившись в уединённом укромном месте, этакой дырке в кармане реальности, куда никто никогда не придёт.
Рен любил и умел находить такие прорехи везде, где бы ни оказался, можно сказать, коллекцию собирал. Но этот маленький двор, зажатый между тремя жилыми домами, город сам ему подсказал. Практически за руку сюда притащил, подгоняя в спину стылым январским ветром: давай, пошли, есть тут одно местечко, хорошо посидим!
В этой конкретной дырке было тепло не как летом, примерно как в октябре. Здесь, собственно, и был октябрь крошечный лоскуток какого-то давнего октября, зацепившийся за проволочную ограду и оставшийся навсегда. На фоне глухой, без окон кирпичной стены алели листья дикого винограда, у забора доцветал розовый куст, а из влажной земли победоносно пробивалась наглая зелень юной бессмертной травы.