Договориться о свидании с Глебов в общем-то можно, но когда я озвучил эту идею отцу, он довольно резко и жестко ее отмел.
Ты не будешь договариваться с тем, кто тебя чуть не убил!
Но ты ведь должен понимать, что его вынудили это сделать, попытался возразить я.
Отец довольно долго молчал, потом буркнул:
Я сам, и на этом наш разговор закончился.
Отец вообще сегодня со мной практически не разговаривал, исключительно только по делу, а на мои попытки завязать разговор никак не реагировал. Это значило только одно он был все еще зол. Но скорее попросту продолжал нервничать, боясь, что Инесс Фонберг меня выдаст. Но как выяснилось позднее, это оказалось лишним.
Я сам, и на этом наш разговор закончился.
Отец вообще сегодня со мной практически не разговаривал, исключительно только по делу, а на мои попытки завязать разговор никак не реагировал. Это значило только одно он был все еще зол. Но скорее попросту продолжал нервничать, боясь, что Инесс Фонберг меня выдаст. Но как выяснилось позднее, это оказалось лишним.
Когда мы вернулись домой, нас на пороге встретила мама. Она был чем-то взволнована и держала в руках ворох утренних газет, которые обычно приносил отцу Савелий к обеду и которые мы еще не успели увидеть.
Это везде, во всех новостях! возбужденно произнесла мама, протягивая отцу одну из газет.
Отец деловито развернул газету и принялся читать. Он быстро пробежался глазами по строчкам и на его лице вдруг появилась легкая улыбка облегчения. Точно такое же выражение было сейчас и у матери.
Но я и близко не испытал подобного.
Я забрал у матери остальные газеты и теперь тоже бездумно изучал. Все первые заголовки газет пестрили новостью о смерти графини Фонберг. Для газетчиков эта наверняка настоящая сенсация древней вурды, самой старой аристократки в империи, вдруг не стало. Так горько было все это видеть.
Как я и полагал, она отравила себя. Инесс надеялась избежать позора, тихо умереть, оставив незапятнанным свою честь и память. Но император не позволил, Инесс объявили изменницей родины, а ее смерть окрестили как трусливой попыткой избежать заслуженного наказания. О том, что именно сделала Инесс, так же не забыли упомянуть. Хотя это была едва ли правда, на графиню повесили всех собак, выставив все так, словно бы это она была метрополийской шпионкой и укрывала беглого чернокнижника. Это было едва ли справедливо, но Инесс нарушила закон, один из самых страшных пошла против императора.
Я вертел бездумно одну из газет в руках, строчки никак не сливались в слова, буквы расползались перед глазами, и я никак не мог сосредоточиться на том, что там написано. Все что там написано было безобразно и отвратительно. И одно только сидело в голове в этот миг: Инесс мертва и это больше не исправить, это не изменить.
На войне я испытывал это не единожды и это всегда больно. Со временем, когда это происходит постоянно, привыкаешь. Я тоже привык моя душа очерствела.
Но сейчас не думал, что меня так заденет смерть Инесс. Я ведь с самого начала знал, что это произойдет, знал даже, как именно это произойдет. А теперь, когда это свершилось, не выдержала даже моя толстокожая, черствая душа. Я скорбел. Друзей всегда тяжело терять. И, наверное, в какой-то степени я чувствовал в произошедшую и свою вину.
Ее не успели допросить, сказал отец, мне резанула слух его пусть и сдержанная, но радостная интонация, она и ее сообщники устроили массовое самоубийство во время перевозки в Китежград на допрос.
Сообщники? не понял я.
Видимо ее приближенные вурды, пожал плечами отец. Они отравились. Как только Тайная канцелярия не доглядела и не нашла у них яд? Но, наверное, это к лучшему.
Мама сделала страшные глаза и мотнула затылком, в ту сторону где висел «глаз». Отец отмахнулся, явно намекая, что ничего такого он не сказал.
Но меня словно обухом топора ударило по голове от осознания произошедшего. Сообщники Инесс, ее приближенные вурды
Якоб! Он ведь тоже знал о чернокнижнике, и он последний из приближенных к Инессам вурд, кто остался в живых. Знает ли о нем Тайная канцелярия, ищут ли его? Сейчас я старался об этом не думать
Я должен его спасти, помочь сбежать, скрыться. Я не смог спасти Инесс, но должен помочь хотя бы ему. И я должен Якобу, я дал слово. К тому же я опасался того, что если Якоб узнает про смерть графини и сам поспешит покончить с собой, как остальные.
Я прекрасно понимал, что после вчерашнего отец меня никуда не отпустит, и как бы я не просил это бесполезно. Сегодня школьные занятия я уже пропустил и хоть мне и было позволено вернуться на них завтра, Якоб до завтра ждать не мог. Это слишком долго.
К тому же мы уже отдали записи с шара памяти следствию, если вдруг Тайная канцелярия узнает про это, то ему конец. Следствию, как свидетель он не особо нужен, но весть о вурдах получила слишком громкую огласку, а вот это может заинтересовать следствие, и они вмиг передадут сведения куда надо. Одно успокаивало, в газетах я не фигурировал, и подобное будет довольно сложно связать все во едино, но это только дело времени.
Мешкать было нельзя, и я начал судорожно придумывать как поскорее, а главное незаметно, покинуть Вороново Гнездо и добраться до нового города. Еще осложняли мне задачу натыканные по всему дому «глаза». К счастью, в наших личных покоях их не было, а значит у меня есть только один путь.