Вот такие страсти в петербурхах. А мы тут сидим, сухарь жуем. Костры зажигать нельзя. Увидят французы дым и заглянут на огонек. С них станется: у самих-то, поди, и сухарей нет. Ну, а те, что есть, не разжуешь без водички. У нас ее хоть залейся: нашли в лесочке ручеек. Наполнили манерки, напоили коней. Жить можно, только пушки нужны. Где эти сыны Дона бродят? Чуть свет ускакали и ни слуху, ни духу. Хотя Чубарый кровь из носу обещал орудия для нас сыскать.
Чубарый это фамилия и прозвище одновременно. Лицо у хорунжего в пигментных пятнах, как и круп его коня. Отсюда и погоняло. Кудрявый чуб, взгляд с прищуром. Про таких говорят: «Жох!» Первое, что спросил, прибыв в батальон:
Как дуван делить будем, господин майор?
Спешнев от такой наглости онемел, но я ждал от казака чего-то подобного, поэтому пришел на выручку командиру батальона.
По справедливости.
Это как? сощурился Чубарый.
Все, что возьмете сами, без егерей, ваше. В совместном деле доля, равная с другими. Остальное в пользу батальона.
Годится, кивнул хорунжий, подумав.
Но приказы мои выполнять в точности! добавил пришедший в себя Спешнев. Вздумаете шалить, своих грабить, попрошу командующего армией отправить вас обратно к Иловайскому с соответствующей реляцией. Это ясно, хорунжий?
Не сумлевайтесь, ваше высокоблагородие! улыбнулся казак. Нешто мы без понятия? Коли к нам с добром, так и мы с душой.
Насчет грабежа Спешнев упомянул не случайно. Есть проблема. Атаман Донского казачьего войска Платов[4] ушел в запой. Склонен генерал к этому делу. Пока воевал с Багратионом при 2-й армии, держался. Петр Иванович сумел убедить атамана воздержаться от любимой им горчишной водки, пообещав, что вот-вот царь дарует атаману графское достоинство, поелику казак его заслужил, и Багратион о том слышал. Следует только потерпеть с водочкой. Платов прислушался, но, вернувшись в 1-ю армию, узнал, что титулом для него не пахнет. Обиделся и запил, причем, в лежку. Оставшись без пригляда, казаки ушли в разнос, принявшись грабить всех подряд. Не только французов тех бы ладно, но и русских. Прошлись неводом по деревням и селам. Результатом стали многочисленные жалобы помещиков и чиновников, в штабе Кутузова обеспокоились. Платова приводят в чувство, к Бородино атаман протрезвеет. Еще и отличится фланговым ударом, который французы успешно парируют, но встревоженный этим Наполеон не решится бросить в бой свою гвардию. Впрочем, так было в моем времени. Как выйдет здесь хрен знает
Пока есть время, расскажу о себе. Зовут меня Платон, фамилия Руцкий, отчество Сергеевич. 31 год, не женат и не был. Работал фельдшером скорой помощи в Могилеве. Несколько лет жил за границей, во Франции и в Германии, уверенно говорю по-французски и по-немецки. Увлекался войной 1812 года, дружил с реконструкторами, даже собирался влиться в их ряды. Не мог даже предположить, насколько пригодятся эти, казалось бы, бесполезные в моем времени знания. Осенью 2019 года выехал с экипажем на срочный вызов ДТП на магистрали. Мы везли в больницу травмированную женщину, когда столкнулись со скотовозом. Перед тем, как врезаться головой в заднюю дверь, различил заполнивший пространство кареты странный радужный пузырь Очнулся уже здесь, в июле 1812 года, голый, как младенец, да еще с раной на голове. В ДТП я не пострадал приласкал меня саблей вюртембергский гусар. Он же со товарищи меня ограбили, сняв даже носки. Про смартфон Самсунг (три штуки, ха-ха), деньги и прочее лучше не вспоминать. Подобрали меня, беспамятного, русские егеря, отступавшие от Салтановки. Командовал ими раненый в ногу штабс-капитан Спешнев. Я достал ему пулю из бедра, лечил; мы, можно сказать, подружились. Правда, не сразу. Поначалу Спешнев подозревал во мне шпиона. Разобрались Ну, и начались наши приключения. На пути к Смоленску помножили на ноль роту польских шеволежеров, взяв богатую добычу. Шеволежеры оказались не абы какими, а гвардией Наполеона. За каким чертом их принесло к имению графини Хрениной, куда вышли остатки нашей роты, неизвестно, но это стало последней ошибкой в их далеко не праведной жизни. План этого боя придумал я, что принесло мне уважение со стороны Спешнева и егерей, а также графини и ее дочери. Им я представился незаконным сыном князя Друцкого-Озерского, записанным в могилевские мещане. Бастарды дворян в этом времени обычное дело, вспомните Пьера Безухова из «Войны и мира» Толстого, так что никто не удивился. Графиня даже пообещала отдать за меня дочь, при условии, что сумею выбиться в дворяне. Я отнесся к этому скептически, а зря. Под Смоленском мы встретили Багратиона, которым оказался знакомцем Хрениной. Она и Барклая де Толли, как выяснилось, знала. Ну, так вдова генерала Похлопотала она за нас. В результате Багратион оставил нас при себе, пополнив людьми и пушками. Егерей посадили на коней. Получилась отдельная рота специальная назначения летучий отряд. Под Красным мы помогли Раевскому отбиться от Мюрата, под Смоленском дали прикурить моим обидчикам вюртембержцам. Затем под командованием генерала Паскевича вели бои на улицах города. В результате русская армия организованно оставила Смоленск, вывезя раненых и склады. За сии подвиги Спешнев стал командиром отдельного батальона конных егерей, майором и кавалером ордена Святой Анны третьего класса. Меня царь пожаловал чином подпоручика, перед этим возведя в потомственное Российской империи дворянское достоинство. К слову, небывалый случай. Здесь, чтобы получить офицерский чин, непременно нужно послужить в армии пусть даже фиктивно. Например, быть записанным ребенком в какой-нибудь полк. Помните Гринева из «Капитанской дочки» Пушкина? Но, видимо, императора впечатлил захват нами вражеской батареи, а также то, что рота последней вышла из Смоленска. Еще я познакомился с организатором российской военно-полевой хирургии Яковом Васильевичем Виллие, в прошлом шотландцем Джеймсом Уайли, рассказал ему об асептике и антисептике. Надеюсь, он внедрит их в практику, директору медицинского департамента военного министерства это проще.