Когда последний предмет завершил свое земное существование, разлетевшись вдребезги, Клетус застонал и приподнялся на локте с озадаченным видом.
— Что случилось? — поинтересовался он, стряхивая с груди осколки фарфора.
Эмма молча взирала на то, что некогда было сервизом на восемь персон из тончайшего белого фарфора, расписанного по краям гирляндами из роз, и от которого не осталось ни одного целого предмета, за исключением чашки в руке у графа. Уна фыркнула носом и пристроилась у ее ног, неодобрительно поглядывая на мужчин.
Джеймс первым нарушил молчание. Перевернув чашку, он посмотрел на надпись на донышке и приподнял брови.
— «Лимож», — прочитал он вслух — Довольно мило. — Это небрежное замечание явилось последней каплей. Как это похоже на Джеймса Марбери, девятого графа Денема! Уничтожить единственную вещь, которая имела для нее какую-либо ценность, точно так же, как он проделал это однажды год назад.
Шагнув вперед, Эмма выхватила чашку из его пальцев.
— Да! — выкрикнула она во всю мощь своих легких. — Это было довольно мило, не правда ли? До тех пор, пока вы не ворвались сюда и не разбили все вдребезги!
Граф заморгал, уставившись на нее. Он явно опешил, но Эмма была слишком сердита, чтобы считаться с его чувствами.
— Ворвался? — повторил он таким тоном, словно она задела его до глубины души. — Прошу прощения, Эмма, но мне показалось, что на тебя напали. Надеюсь, ты простишь мне столь джентльменский поступок, как попытка защитить тебя!
Эмма яростно сверкнула глазами.
— Это я пыталась защитить вас, нелепый вы человек. Это на вас он хотел напасть, а вовсе не на меня.
— На меня? — Джеймс приподнял брови и опустил взгляд на Клетуса, который, сидя на полу, очищал свой рукав от осколков фарфора, морщась каждый раз, когда острые концы впивались в его загрубевшую кожу. — Да я его впервые вижу!
Клетус, вздрогнув, поднял голову.
— Ч-что? — произнес он, заикаясь. Он еще не полностью оправился от полученных ударов и несколько раз тряхнул головой, чтобы прочистить мозги, прежде чем продолжить. — Я… я не знал, что это вы, сэр. Я думает, это лорд Маккрей.
— Лорд Маккрей? — Джеймс повернулся к вдове своего кузена. — Что еще за Маккрей?
Но Эмма только покачала головой, удрученно взирая на беспорядок на полу.
— Этот сервиз был свадебным подарком, — печально сказала она. — Единственным свадебным подарком, который мы со Стюартом получили. А теперь он пропал, уничтожен, и все из-за вашего упрямства и тупости…
— Тупости?! — воскликнул граф. — Ну, знаешь…
— Пропал. Все пропало. Неужели вы не видите? — Эмма не относилась к числу женщин, способных рыдать над черепками, но, надо признать, на секунду ее глаза защипало. Глядя на чашку в своих руках, она живо вспомнила тот день, когда сервиз прибыл в деревянном ящике с маркировкой «Лимож. Франция», и радостное волнение, с которым она извлекала из соломенной упаковки изящный фарфор.
Стюарт, конечно, укорял ее за это. Он был совершенно равнодушен к вещам. Странно, но это явилось одной из причин, из-за которых Эмма в него влюбилась, одним из множества качеств, поднимавших его на недосягаемую высоту по сравнению с другими мужчинами, которых она знала. Стюарт всегда был одухотворенной, жертвенной натурой. Никогда Эмма не встречала человека, до такой степени посвятившего себя помощи ближнему и послушного слову Божьему, как Стюарт. Она так старалась быть на него похожей, обратить все свои помыслы на духовное, не думать о материальном…
Но в этом, как и во многом другом, связанном со Стюартом, она потерпела неудачу.
И лиможский фарфор лишний тому пример. Как ей нравилось смотреть на небо сквозь свои новые тарелки и видеть сквозь них солнце. Это, утверждала Эмма, какое-то чудо.