Подобные метафоры и описания беспощадно вычеркивались и сокращались до своего простенького редакторского варианта, типа: «В подвале повисла гнетущая тишина».
Когда автор понял, что споры с редакторами бесполезны и себе дороже, то предложил издательству ироничный «Обновленный справочник литературных штампов». С примечанием: «Редакторам нового поколения». Где, например, предлагал вместо «замыленного» штампа, типа, «повисла гнетущая тишина», использовать обновленный штамп: «В подвале так накурили, было где повиснуть гнетущей тишине».
В итоге, редактора и рецензенты в отместку не поверили в правдивость истории о «Выползине». Написали смешные рецензии, типа, «перебор с эротизмом» и «такого в реальности не могло быть». В издании романа было отказано.
Жизнь продолжалась. Прототипы некоторых персонажей благоденствуют до сих пор. И готовы подтвердить письменно почти всё происходящее в романе.
История о «Выползине» не стала менее актуальной, хотя события в романе разворачиваются в начале 90-х годов прошлого столетия. Наоборот, криминальное продолжение история имела еще с десяток лет.
Во избежание возможных недоразумений, с ныне здравствующими, следует предупредить читателя, что все события данного повествования, разумеется, вымышлены. Совпадения с реальными личностями совершенно случайны.
Спальное место
Времена были сложные, жуткие, страшные. Девяностые.
Номиналы денежных купюр перевалили за десятки тысяч. В моде у «новых русских» были малиновые пиджаки, кожаные куртки и бритые затылки. Свободная торговля начиналась с рекета3, убийств и толп «челноков» с клетчатыми сумками на вокзалах. Литва первой откололась от соцкоммуналки и вывесила у ВДНХ в Москве национальный флаг самостоятельного государства. Скромные рядовые жители страны разных Советов притихли в своих коммуналках и «хрущевках», затаились перед грядущими катастрофическими переменами, не ожидая от правительства ничего хорошего. Компартия трещала по швам и разваливалась. Рядовые члены, прозрев от семидесяти лет беспросветной веры в светлое будущее, сжигали партбилеты в печках буржуйках4. Воровали все. Тянули по-крупному и по мелочи. Усиленными темпами шло становление начального капитала новых буржуа. Гражданам бывшего Советского Союза предстояло очередное выживание, на этот раз с грандиозным разгулом бандитского капитализма.
Скромный менеджер5 по продажам компьютерного оборудования возвращался из командировки.
Новомодное слово «менеджер» и полтора высших образования обязывало вести себя с достоинством представителя бурно развивающейся фирмы. Но зарплата в 270 американских рублей не позволяла приодеться соответствующим, фирменным образом. Портфельчик с колесиками шифрозамков и тот был приобретен на вьетнамском рынке. Клеенчатая клетчатая сумка для «челноков» куплена в киоске на площади Трех вокзалов за час до отправления поезда исключительно под сувениры для многочисленной ленинградско-петербургской родни. Одни родственники Федора Ипатьева и в советское время именовали себя петербуржцами, другие упорно ленинградцами. Если к блокадникам и участникам войны не было вопросов. То брат деда Федора, в юности жандармский пристав, в зрелости мелкий партийный работник категорично не принимал переименования города «революционной славы» обратно в Санкт-Петербург. С внучатым племянником у деда по этому поводу разгорались горячие споры. Но сошлись на том, что город можно было бы переименовать в Петроград. Но оставим исторические экзерсисы для потомков.
Новомодное слово «менеджер» и полтора высших образования обязывало вести себя с достоинством представителя бурно развивающейся фирмы. Но зарплата в 270 американских рублей не позволяла приодеться соответствующим, фирменным образом. Портфельчик с колесиками шифрозамков и тот был приобретен на вьетнамском рынке. Клеенчатая клетчатая сумка для «челноков» куплена в киоске на площади Трех вокзалов за час до отправления поезда исключительно под сувениры для многочисленной ленинградско-петербургской родни. Одни родственники Федора Ипатьева и в советское время именовали себя петербуржцами, другие упорно ленинградцами. Если к блокадникам и участникам войны не было вопросов. То брат деда Федора, в юности жандармский пристав, в зрелости мелкий партийный работник категорично не принимал переименования города «революционной славы» обратно в Санкт-Петербург. С внучатым племянником у деда по этому поводу разгорались горячие споры. Но сошлись на том, что город можно было бы переименовать в Петроград. Но оставим исторические экзерсисы для потомков.
Поезд «Москва Санкт-Петербург» отправлялся через двадцать минут.
В тишине спального вагона, уставшему от недели выставочной беготни, командированному холостяку, Федору Ипатьеву хотелось одного и одному выспаться под мерное постукивание колес и покачивание огромной люльки «мягкого» вагона. Утром, сразу с платформы Ленинградского вокзала надо было бежать на работу, готовить отчет по выставке. На второе спальное место разоряться не захотелось. Федор напряженно ожидал, кто же займет свободное место рядом. От этого зависело, насколько спокойной станет ночь пути к родному городу.